Мы прошли между Ростовом и Новочеркасском уже в составе Южного фронта. Погода стояла холодная, плотный туман и сплошная облачность, скрывали нас от немецкой авиации. Вышли в районе Матвеева Кургана, на реку Миус, где немцы длительное время возводили укрепления на высоком обрывистом западном берегу. Подступы были заминированы, установлены несколько рядов заграждений из колючей проволоки, через 200-300 метров в глубь открыты окопы второй линии укрепления. Сосредоточение частей корпуса шло в нескольких прифронтовых селах. Наша рота связи расположилась в селе Ивановка, и здесь же оказался полк кавалерийской дивизии корпуса Кириченко.

Связисты на фронте. Фото ЦГАКФФД.

Немецкая авиация обнаружила скопление воинских частей.Только мы расположились в домах и сараях для отдыха и приготовления обеда, как появились немецкие бомбардировщики. Сделав большой круг, а затем, налетая волной за волной, начали бомбить село. Возникла паника. Часть солдат выбежали из села на заснеженное поле с оставшимися стеблями от подсолнечника, и это было большая ошибка, так как все оказались как на ладони на белом заснеженном поле.

Заметив такую массу солдат, бомбардировщики развернулись и со следующего захода начали бомбить степь, где солдатам не укрыться. Наш взвод выбежал из села и укрылся в оросительных канавах, засыпанных снегом, в конце огородов. В селе погибло много лошадей, а в поле солдат, которые искали там спасения.

Мы относительно благополучно, не считая разбитую рядом взорвавшейся бомбой повозку с оборудованием, ночью покинули это село, получив задание, выйти на передовую и дать связь от штаба корпуса до наблюдательного пункта на передовой, где должны занять позиции солдаты 33 дивизии.

Прошли около 8 километров, оставалось еще полтора-два километра, где должен быть наблюдательный пункт, но этот прямой путь оказался ранее заминированным отступающими немцами.

Можно связь дать в обход этому полю, но пришлось бы проложить дополнительно около 6 километров кабеля и затратить время. Поле покрыто слоем снега, и его надо пройти, чтобы проложить вовремя кабель. Посылать кого-либо из солдат на рискованную операцию не позволяла совесть. Пошел на риск. Связал пару лыж, в белом маскировочном халате лег на лыжи, привязав кабель к поясу и, отталкиваясь руками начал скользить по снегу. К счастью был достаточный уклон местности в сторону передовой. Такой метод выбрал в предположении, что давление под лыжами мало и взрыватель противотанковой мины не сработает. Но здесь же могли быть и противопехотные мины с натянутой проволокой. Все обошлось благополучно – повезло, и не был замечен немцами с их наблюдательного пункта, так как это выполнялось в вечерних сумерках после захода солнца. Связь была установлена.

На этом участке нашим частям пришлось перейти к обороне, несколько попыток прорвать фронт не увенчались успехом в этом сказались большая усталость и большие потери, как в личном составе, так и в технике. Ведь армия прошла с боями от Сталинграда до Миуса. 2-ю Гвардейскую армию отвели во второй эшелон для отдыха и пополнения.

Оказались в 30-40 километрах от передовой в районе села Дьяково. Началась боевая учеба, и оставалось достаточно времени для отдыха. Наступила теплая весенняя погода, так приятно было ощущать тишину и видеть чистое звездное небо. Во время тактических занятий для связистов и пехотинцев создавали обстановку связанную с прорывом танков, которые проходили через окопы, где мы находились. После прохода танков мы должны были бросать учебные гранаты или бутылки (но без горючей смеси) на моторную часть танка. Такие учения предусматривали и психологическую подготовку к такой ситуации, а в первое время некоторое опасение появлялось, когда видишь движущегося на твой окопчик танка. Потом привыкали и относились к этому более спокойно, хотя с волнением. Подошло пополненные механизированные корпуса и артиллерийские полки. Началось выдвижение частей на передовые позиции.

Передвижение такой массы войск и техники не могло быть незамеченными немецкой авиацией, тем более, что из-за срочности, все передвижение шло не только ночью но и днем.

Немецкая авиация обрушила бомбовые удары, земля и воздух содрогнулись. Пикирующие бомбардировщики летали по 50-80 самолетов эшелонами, мы укрывались в канавах и воронках от разрывов. Из-за пыли и дыма трудно было дышать. В промежутках между налетами переход продолжался. Наши части вошли в состав 4-го Украинского фронта. 15 июня 1943 года 2-я гвардейская армия вышла на исходный рубеж Куйбышево-Дмитриевка.

Под непрерывным артиллерийско-минометным обстрелом дали связь от штаба корпуса до штаба 33 дивизии и наблюдательный пункт на передовой.

Числа 17-18 июля, после ночной бомбардировке немецких тылов нашими «кукурузниками» ПО-2 (У-2), которые перелетали линию фронта с выключенными моторами и внезапно появлялись над объектами, рано утром началась артиллерийская подготовка, и волна за волной полетели наши штурмовики и пикирующие бомбардировщики. Вся передовая линия обороны немецкого Миус-фронта превратилась в сплошной огонь и дым от разрывов.

На отдельных участках механизированные части прорвали оборонительную линию и в прорыв вошли дивизии нашего корпуса. Продвинулись на несколько километров. Наш взвод дал связь в район села Степановка 24 гвардейской стрелковой дивизии, которая с 27 июля перешла к упорным оборонительным боям.

В первых числах августа немецкое командование подтянуло на этот участок свежие пехотные дивизии и при поддержки 100-150 танков, переброшенных из под Харькова и 100 бомбардировщиков атаковали наши позиции по всему участку фронта и вынудили отступить в район села Дмитриевка.

Подразделения дивизий переходили на новые рубежи, а это значит и нам надо создавать линии связи. Но нашей работе предшествовал ночной 20-километровый переход и под утро необходимо разыскать ту воинскую часть, которой предназначена связь.

Не доходя до передовой километров 6, еще в сумерках, сел на верхового скакуна Алмаза, определив по карте и компасу направление маршрута, рысцой поехал. Верховой ездой владел прилично еще с детства. Алмаза (так мы его назвали) обнаружили в поле в районе Екатериновки дней 20 тому назад раненого в шею, обработали рану и держали его в обозе. Теперь же, подлечившись, превратился в прекрасного коня. Вероятно, его оставили солдаты из кавалерийского корпуса после боя.

Проехав некоторое расстояние по полю, заросшего высокой травой, перевел коня на спокойный шаг, и вдруг слышу, Алмаз наступил на что-то, издавшее глухой звук. К этому времени забрезжил рассвет и в полутьме увидел, поднятый под тяжестью ноги Алмаза угол противотанковой мины. Натянул поводья, Алмаз стоял, как вкопанный. И теперь мне удалось осмотреться.

Оказалось, что заехал на минное поле, которое, как потом узнал, создано нашими саперами в зоне ожидаемого прорыва немецких танков. У меня положение сложное. Мог бы слезть с коня и осторожно пройти, минуя бугорки мин, но Алмаз пошел бы за мной и подорвались тогда оба. Вот когда почувствовал, что такое холодный пот. Обидно погибнуть и тем более от своих мин. Пришло невероятное решение и только после понял – на сколько оно опасно и рискованно. Натянуть повод и, ударив тросточкой коня по бокам, галопом с места, несколькими прыжками, проскочить эту зону, полагая, что взрыв останется позади, не подумав в агонии, что конь мог наступить и передними ногами на мину, а они мгновенного действия. Впереди виднелось ограждение высотой около метра из колючей проволоки. Наступивший рассвет позволил рассмотреть, к счастью, это препятствие. Алмаз несколькими прыжками перенес меня через участок минного поля, и прямо перелетел через проволочное ограждение.

Обнаружил блиндаж, и вошел туда, а там спят четыре солдата, догадался, что они оставлены для охраны минного поля. Меня охватила такая ярость, что решил разбудить их короткой автоматной очередью в потолок. Перепуганные начали объяснять кто они и зачем здесь. Как я и предполагал – это дозорные минного поля. От них я узнал, что передовая в одном километре отсюда, за пригорком. Отъезжая услышал взрыв и увидел, что это в 100-150 метрах от меня. Саперы-охранники стали обвинять друг друга в недосмотре. Оказалось, что их лошади зашли на минное поле, и одна из них попала на мину. У меня еще раз похолодело в душе. Все же повезло. Выехал на дорогу и галопом поскакал на встречу взводу, который намеревался двигаться по моему направлению.

Сообщил о случившемся, изменили маршрут и, сделав обход в три километра, вышли к намеченному пункту, установили связь.

На этом участке развернулись ожесточенные бои, которые длились около 10 дней. Немецкое командование бросило в бой части снятые с Харьковского направления. Напряжение и опасность с каждым днем нарастали, поэтому наше командование решило перебросить сюда еще и пятую армию. Форсированным маршем подходили несколько полков, а остальная часть армии, в том числе и связисты, шли вторым эшелоном. Передовые полки должны занять рубежи обороны, чтобы воспрепятствовать продвижению немцев.

Наш взвод снялся с прежних позиций и получил приказ разыскать штаб вновь прибывших в этот район частей и обеспечить связь с дивизиями нашего корпуса.

До того, как стемнело, мы вышли в зону, где намечалось сосредоточение прибывающих частей, но ни кого там не обнаружили. Взвод связи с оборудованием укрылся в небольшом овраге, а мне пришлось вести розыск подразделений пятой армии.

Наступила ночь, прошел около 7 километров вдоль фронта – ни каких признаков присутствия солдат нет. Появилось опасение, как бы не забрести к немцам, ведь фронт не закрыт сплошной оборонительной линией.

Проверил по карте (у меня был компас и электрофонарь). Километрах в двух должен быть овраг и ручей. Решил дойти до этого места, а вокруг такая темень, что в пяти шагах ни чего не видно. Очень осторожно иду, натыкаюсь на что-то мягкое и «оно» начало шевелиться.

И только в этот момент подумал: какую оплошность допустил – оставил автомат в обозе, полагая, что быстро возвращусь. У меня только штыковой нож. Пытаюсь ощупью определить, что и кто это. Оказалось – это спал солдат, укрывшись с головой плащ-палаткой. Так беспечно, без охранения, могли отдыхать только наши.

Спросил: "Где командир?". А он, сонным голосом, что-то произнес и рукой показал в сторону оврага. Прошел несколько метров, вполголоса спросил: «Где командир»? Из темноты вышел с автоматом и накинутой на плечи плащ-палаткой человек. Спросил: " Кто я?". Сообщил ему о себе и о цели моего прихода. Показал ему на карте при свете фонаря, где мы находимся и где они должны быть. Это оказался полк той дивизии, которая должна занять оборону в районе Дмитриевки, и что они потеряли ночью ориентир.

Уточнили, куда мы дадим связь и до рассвета прибудем на место. Отправился в обратный путь, слышу гул самолета, и вдруг высоко вспыхивает яркий свет – осветительная ракета на парашюте, сброшенная немецким самолетом. Затем еще одна и еще.

Вся местность освещена, как днем. Пришлось прижаться к земле, так как от спускающейся ракеты такой яркий свет, что от стоящего человека образуется длинная тень.

Одна из ракет опустилась в 15 метрах от меня и продолжала гореть. Ожидать пока сгорит – время теряю, а встать и идти – очень заметен. Да и было опасение, что кроме светящегося вещества может быть взрывное устройство. Подполз к парашюту с противоположной стороны от горящего цилиндра и за стропы потянул его, чтобы свалить в окоп вырытый, вероятно, когда здесь проходил фронт.

Свечение прекратилось. Продолжил путь, предварительно обрезав стропы и захватив с собой шелковое полотнище парашюта, которое потом порезали на носовые платки на весь взвод. Еще до рассвета был на том месте, где оставил взвод и сразу же начали работу.

Для сокращения пути решили проложить кабель через болото, а не обходным путем по суше. Связь была установлена, пехотный полк к тому времени прибыл на исходный рубеж и солдаты начали окапываться, делая индивидуальные ячейки.

С наступлением рассвета над нами пролетел самолет-разведчик «рама» и вскоре начался минометный обстрел. После бессонной ночи поспать не удалось.

К вечеру нас сменили связисты 5-й ударной армии, и нам приказали дать связь 98 дивизии первого гвардейского корпуса южнее села Куйбышева в 18 километрах от нашего теперешнего пункта.

Работу выполняли ночью, а направление определял по компасу и карте. Проложили кабельную линию по степи и болотистой местности, обходя дороги и мостки через ручьи – обычные объекты обстрела. Ближе к рассвету вышли точно в заданную зону и оборудовали укрытие-окоп.

Солдат из Чувашии удивился, как это ночью, пройдя около 20 километров, смогли найти маленькую высотку, затерянную в темноте и болотах, он не имел понятия о топографии и определении направления по азимуту, и полушутя высказался: «старший сержант в тебе шайтан, поэтому верно привел сюда за много километров в темноте».

Основы военной подготовки получил до войны, когда в школе занимались все ребята 9 и 10 классов с военруком Кулаевым Николаем Знауровичем, которому был многократно благодарен. Мы совершали 25 километровые походы с грузом 12 килограмм в рюкзаках, с противогазами, учебной винтовкой. Он обучил передвигаться по местности по-пластунски, окапываться, делая малой саперной лопатой индивидуальные ячейки. Наставлял в том, что при обстреле, бомбежке не паниковать, не шарахаться со стороны в сторону, а залечь в ячейки, окопы, воронки от разрывов бомб. Самостоятельно пользовались картой и компасом, исходив все окраины и леса Ставрополя.

Наша линия связи работала надежно. Проверив слышимость, на передовой остался с Гавриловым и Старостиным, а пятерых солдат направил на промежуточные станции. Наступил жаркий июльский день. Утренняя тишина сменилась обычным днем войны – появилась авиация, но к нашей радости, впервые за многие месяцы, мы увидели эскадрильи наших истребителей, летевших на перехват немецких бомбардировщиков и истребителей. Впервые увидели превосходство наших истребителей, которые рассеяли стройные ряда бомбардировщиков, часть из них сбили, остальные высыпали бомбы на случайные участки и улетели. В полдень немецкая артиллерия произвела массированные обстрелы передовых позиций и подступы к ним. Связь прервана.

Гаврилов и Старостин, взяв катушку с кабелем и телефонный аппарат, выбежали на устранение порыва. Старостин, подключив телефон, сообщил, что кабель у ручья разбит и на 100 метров его вообще нет. Вероятно, его взяли связисты, линия которых проходила по мосту, разбитому взрывом. Гаврилов с катушкой кабеля ушел дальше, так как и там был порыв. Пришлось взять последнюю катушку и бежать к Старостину. Восстановили связь и вдруг взрыв в 25-30 метрах, вероятно реактивного снаряда. Осколок малого размера попал в мышцу левой руки Старостина, а у меня легкая контузия – нарушились слух и речь, но все восстановилось через 10 дней, хотя дефект речи оставался еще некоторое время, особенно при волнении. Трагические случаи – смерть для одних и счастливые случайности – сохранение жизни для других – эти предначертания судьбы следуют друг за другом всю войну.

Перевязал руку Старостину. Возвращаемся на наблюдательный пункт, а наш блиндаж разрушен, а на этом месте большая воронка от разрыва. Погибли наши ранцы с содержимым: сухими пайками, моей записной книжкой с кратким описание событий последних месяцев, учебник по тригонометрии. Но нам повезло! Выкопали заново окоп-убежище.

На этом участке подтягивались части 5-й и 28-й армий. В начале августа 1943 года подошли все дивизии 2-й гвардейской армии – здесь намечался окончательный прорыв Миус-фронта.

Началось с того, что ночью наша бомбардировочная авиация нанесла удар по тыловым пунктам управления, складам, сосредоточениям войск. Виднелось сплошное огненное зарево – горели склады. Когда наступил рассвет, началась артиллерийская подготовка – 200 орудий на один километр фронты, то есть одно орудие на 5 метров. Дали залп «катюши» по первой линии. Этот грохот длился около часа, а затем огневой вал перенесли на вторую линию обороны немцев.

Образовалась сплошная стена из дыма и огня. На этот раз немецкая оборона была прорвана. В прорыв пошел 4-й механизированный корпус, а затем кавалерийский корпус Кириченко, наводя панику и уничтожая опорные пункты и штабы в тылу немецкой армии. Потом пошла пехота, окончательно расчищая оборонительные линии.

Когда вышли к бывшим позициям немцев, увидели массу разбитых артиллерийских установок, огневых точек, дотов, военной техники, а воздух наполнен запахом гари и трупов.

Передвижения батальона связи на Южном и 4-м Украинском фронте

Без особых осложнений дошли до района горы Саур Могила. Немецкое командование перебросило новые дивизии и предприняло контрнаступление. Наши танковые части в это время действовали далеко в немецком тылу. На этот участок, в район Степановки, подходила 24 дивизия. Полк этой дивизии расположился в глубокой, с крытыми откосами с западной стороны, низине и утром должен выдвинуться на передовую позицию. Взвод связи, который должен обеспечить кабельной линией это подразделение, разместился с оборудованием поблизости в широкой промоине, образованной когда-то ливневыми потоками.

До рассвета мы должны были дать связь. Но произошла трагедия. Еще до рассвета, в темноте, на косогор подошли прорвавшиеся немецкие танки и начали обстрел, расположившихся в балке солдат и техники. И как часто бывает, по беспечности, на верхней террасе командование не поставило ни одной артиллерийской противотанковой батареи. Около 30 минут длился обстрел, вернее расстрел. Наши артиллеристы в темноте не могли организовать установку орудий в боевое положение, да тут еще паника, крики, стоны раненых.

Свое оборудование, какое могли, мы спасли, вытащили из зоны обстрела. Вскоре танки отошли. Забрезжил рассвет и в это же время обрушился страшный ливень, образовались бурные потоки. По низу балки бурлила река, унося все, что попадало на пути – артиллерийские установки, лошадей с повозками, машины, но самое страшное – людей живых, раненых и убитых.

Спустились вниз. Стали помогать раненым выбираться из балки, а мимо несся поток, издающий оглушительный шума, сливающийся с ржанием лошадей, криком людей, просящих помощи. Днем всех нас, оставшихся, отвели в тыл на пять дней, чтобы привести себя в порядок и для пополнения подразделений людьми и техникой. В это время наши танковые и конные корпуса углубились в немецкий тыл на 30-50 километров.

Немецкие войска, опасаясь окружения, начали отходить за реку Молочная, оставляя отдельные опорные пункты на реках: Крынка, Калмиус. Пехотные части выходили на новые позиции, которые часто меняли из-за быстрого наступления. У связистов обычная работа – в любых условиях обеспечивать связью пехотные и артиллерийские части.

В начале сентября нашему взводу дали приказ – ночью, формированным маршем пройти 15 километров вдоль линии фронта и расположиться на западном склоне возвышенности в районе села Алексеевка. Оборудование – катушки с кабелем, телефонные аппараты оставить здесь в расположении роты.

С собой взяли: сухой паек на трое суток, по два диска к автоматам, по три гранаты «лимонки», противогазы, малые саперные лопаты, штыковые ножи. О причине такой поспешности нам не сообщили. Всю дорогу шел проливной дождь, промокли до нитки, в ботинках хлюпала вода и грязь, да еще вокруг кромешная темнота.

Поднялись на косогор, обнаружили траншеи, впереди фронт, вспыхивают немецкие осветительные ракеты. Офицер, сопровождавший нас, как мы поняли, из пехотной части, распорядился рассредоточиться по окопам и внимательно следить за обстановкой, так как на этом участке возможна вылазка немцев, которые непрерывно освещали ракетами нейтральную полосу. Ночь не спали. Наступил рассвет, дождь прекратился. В окопе, а его глубина всего 40 сантиметров, поодаль увидел лежащих двух солдат и подумал, как они крепко спят. Оказалось, они убиты, а по всем окопам, которые мы заняли, убитых было более десяти.

Днем нам сообщили, что эти позиции занимали недавно призванные солдаты и в предыдущий день были обстреляны шестиствольными минометами, а вечером атакованы немецкой пехотой, которая ворвалась в окопы. Многие наши солдаты были убиты, вероятно, некоторые взяты в плен, остальные отступили.

Участок обороны оказался оголенным, поблизости не было воинских частей, которые могли бы занять эти позиции, вот почему нам приказали спешно следовать на этот участок.

Утро началось с того, что мы углубили наши окопы более чем на метр. Прибыла специальная команда, которая вынесла убитых и похоронили.

Во второй половине дня, после артиллерийско-минометного обстрела, группа немецких солдат, - вероятно человек 15-20, пытались приблизиться к нашим позициям, но, встретив автоматный огонь, вынуждены были возвратиться назад. Ночь прошла сравнительно спокойно. Через сутки нас сменили пехотинцы, и мы отошли в тыл на 3 дня для отдыха после бессонных ночей, да и необходимо было просушить одежду, ведь стоял сентябрь с прохладными ночами, у солдат появились простудные заболевания.

В эти дни танковые механизированные корпуса далеко вышли в тыл немецкой армии, началось повсеместное их отступление. Мы двинулись в район Токмака и Молочанска, где шло сосредоточение частей 1-го гвардейского стрелкового корпуса.

В конце сентября установилась теплая солнечная осенняя погода, просохла земля. Молчаливые, после длительного перехода, в коробящихся от пота и пыли обмундировании, шли солдаты под палящим солнцем, а над колонной стояла сплошная пыльная завеса, поднятая движущейся массой войск.

Дошли до Токмака. Остановились в небольшой рощице, заросшей камышом и кустарником, а здесь такое множество частей пехотных и артиллерийских, что немецкой авиации обнаружить такое скопление не представляется затруднительным. Так оно и случилось. Во второй половине ясного дня появились тяжелые бомбардировщики «Хейнкели» Не-Ш и эшелонами по 6 самолетов в ряду начали бомбардировку, а затем появились пикирующие бомбардировщики «юнкерсы» Jn-87. На земле сплошное море огня и металла, казалось, что земля поднята и колеблется под лежащими на ней солдатами. Наши части понесли большие потери.

Взвод связи располагался на краю рощи и по предыдущему опыту, сразу же вырыли индивидуальные ячейки глубиной 50-60 сантиметров, чтобы лежа можно было укрыться от осколков. У нас потери были сравнительно небольшие - погиб один солдат, ранено пятеро. В меня угодил маленький осколок, который попал в левую часть верхней губы, и застрял в десне. Потом его удалили.

На следующий день прибыли остальные пехотные и артиллерийские части, но танковый корпус встретился с трудностями – восточный берег реки Молочной – это заболоченная низина, заросшая камышом, а западный берег, где проходила линия обороны немцев – это крутой, обрывистый склон и лишь на малом участке нашим войскам удалось вклиниться в их оборону.

Вблизи нашего блиндажа стоял полуразрушенный дом, где мы обычно готовили пищу. Во время налета авиации укрывались в глубокой траншее-окопе в 20 метрах от дома. И вот, при очередном налете остатки дома разрушены попавшей в него бомбой, а нас засыпало грунтом, обвалившегося откоса. Бои на нашем участке приняли ожесточенный характер.

Немецкое командование перебросило из района Мелитополя танковую дивизию, которая атаковала наши позиции и мы отошли за реку Молочную.

Наши танки и тяжелая артиллерия не смогли переправиться через заболоченную местность восточного берега.

Наступили сумерки. Мы получили приказ совершить срочно переход в южном направлении. Оказывается наше командование, воспользовавшись тем обстоятельством, что немцы сняли несколько дивизий, переброшенных в район Пришиба, откуда мы вынуждены были отступать, под Мелитополем ввели в бой танковые и кавалерийские корпуса. Оборона немцев была прорвана и вслед за танками и кавалерией ввели в действие наши пехотные дивизии.

Наступление шло неудержимо быстро, связисты не успевали дать связь в намеченный пункт, как получали команду снять кабель и переходить в новый район.

Через несколько дней мы были в районе хутора Веселый, затем Нижние Серагозы, Аскания Нова. В этом районе без боя сдалась Чехословацкая дивизия, воевавшая против нас.

За последнее время, начиная с боев у Пришиба, мы понесли потери, и нам пришло пополнение за счет призванных из освобожденных районов Украины. С Волновахского района – Носко, Бондаренко, Мясненко, Борзенок. С их приходом на привалах и в походе часто пели украинские песни – мелодичные и душевные. Прошли Великие Копаны с истинно Кара- Кумским пейзажем – вокруг бескрайние песчаные барханы, наносы. Транспортные средства буквально приходилось выталкивать и выносить на руках, так как колеса вязли в песке и лошади были бессильны тянуть повозки. Эту местность называли Кучугуры. Дошли до Горностаевки, Черноморовки, Владимировки. Вышли к Днепру.

Фронт стабилизировался и здесь пришлось стоять на позициях с ноября 1943 года по март 1944 года. Шли периодические перестрелки через Днепр. Перевели нас под Каховку.

В это время пришли награды за выполнение боевых заданий на реке Миус и Молочной. Мне вручили медаль «За отвагу».

Через три дня мы снова в походе днем и ночью с краткими привалами. Солдаты 1-го гвардейского стрелкового корпуса, переданного в состав 51 Армии, шли на юг, в Крым.

В эти дни, в начале марта, выпал такой обильный снег, что трудно было передвигаться по глубокому месиву из снега и грязи. На дорогах образовались колеи от прошедших танков, и мы шли по обочине.

За двое с половиной суток прошли 90 километров, минуя Чаплинку, Павловку, Строгановку и после Дружелюбовки в темную ночь вышли на северный берег Сиваша.

Здесь оказалось такое скопление войск, что трудно разобраться, где какая часть. В предыдущую ночь саперы навели понтонную переправу на маленький плацдарм, который несколькими днями раньше занят частями 77 дивизии на Северном побережье Крыма и этот плацдарм необходимо было закрепить и расширить.

По переправе пошла артиллерия на конной тяге, затем пехота и наш взвод связи. Пройдя значительную часть пути, достигли острова Русского. Дождь проливной. Привал на 40 минут, чтобы переобуться, выжать мокрые портянки и обмотки – в марте нам выдали летнюю форму одежды. Переправа на остальном участке была забита транспортом, образовалась пробка. Нам необходимо было спешить, потому что к рассвету должны дать связь на передовую, куда выдвигались пехотные части в подкрепление тем, что находились на плацдарме.

Форсирование Сиваша у о. Русский. Фото ЦГАКФФД.

Мы свернули левее переправы и пошли в брод по вязкой, холодной, соленой грязи Сиваша, направив двух командиров отделений вперед с шестами, чтобы промерять глубину и обходить воронки, образованные разрывом бомб. Глубина жижи доходила до колен. Катушки с кабелем несли на себе, и наш обоз остался где-то на переправе.

К раннему утру вышли на Крымский материк, но рассвета не увидели – очень плотная облачность и моросящий дождь. Еще раз выжали портянки. На возвышенности обнаружили блиндаж, построенный еще немцами, и здесь поместили контрольную станцию связи.

Командир взвода, лейтенант Коваленко дал распоряжение – мне остаться с одним отделением на этом пункте и к вечеру дать связь через Сиваш на северный мыс, где мы были до этого. Двум другим отделениям проложить кабель на передовую. Распределили оборудование: кабель, телефонные аппараты.

Командир взвода с тремя солдатами пошли искать место для размещения обоза с основным оборудованием. Все приступили к работе. Командир первого отделения Володя Шишкин – москвич, обратился ко мне с просьбой – оставить его здесь, на контрольной станции, потому что плохо себя чувствует, болит желудок, вероятно, попил грязной воды, и не сможет идти на передовую, где придется находиться в открытом окопе. Взял на себя ответственность – изменить распоряжение командира взвода, видя, как он страдает от боли.

Форсирование Сиваша. Фото ЦГАКФФД.

Мне с его отделением пришлось тянуть кабель в окопы передовой линии фронта, За два часа проложили кабель на четырехкилометровом участке. Проверили – связь работает.

Днем прошли по линии, кое-где кабель прикрыли землей, чтобы предохранить от порывов. Наступил вечер, а поток войск по переправе все идет и это, вероятно, обнаружила немецкая авиация, осветив, ракетами с самолета и началась бомбардировка плацдарма на Крымском берегу, переправы и Северного мыса.

Несколько раз бегали восстанавливать свою линию связи, проверяя постоянно позывными контрольную станцию, проложили новую линию связи на шестах через Сиваш, так как ранее проложенная по переправе была разрушена. На некоторое время налет прекратился. С Филипповым возвращаемся на своей наблюдательный пункт, до этого посетив Володю Шишкина. Он не выходил из блиндажа. Отошли около километра от переправы, слышим гул тяжелого бомбардировщика. Заработали зенитные установки. По перемещению звука определили, что самолет взял курс на переправу. Через некоторое время услышали разрывы бомб. По телефону вызываем нашу контрольную – не отвечает, значит опять порыв на линии. Вместе с Филипповым побежали по линии связи.

Дойдя до возвышенности, где должна быть наша контрольная станция, мы были потрясены увиденным. Вместо блиндажа громадная воронка – результат прямого попадания 500 килограммовой бомбы. Володя Шишкин погиб, он оставался дежурить у аппарата пока солдаты, оставшиеся с ним находились на линии, устраняя порывы. Очень сожалели и скорбели о погибшем прекрасном человеке. Восстановили связь с северным берегом, сообщили командованию о случившемся.

Вскоре наступили теплые весенние дни, привели в порядок блиндажи, следили за сохранностью линий связи, устраняя повреждения.

В один из таких дней был перебит кабель разорвавшейся миной. Пригнувшись, вышел из укрытия. Пополз в сторону возможного повреждения в зоне обстрела.

Оказался на пригорке. Короткими перебежками передвигаюсь дальше и вдруг свист мины и разрыв. Определил, что этот участок местности просматривается и простреливается немцами. Попытался бегом преодолеть это пространство, но мины рвутся справа по ходу моего движения метрах в восьмидесяти. Значит, бьют по мне. И только прижался к земле - в метрах в десяти от меня разорвалась мина. С шуршанием осколок пролетел через меня и упал в метрах восьми. Оказалось, что от предварительно врезался в кротовый курганчик, и, изменив направление полета, взмыл рикошетом вверх. Как говорится «пронесло» мимо.

Полежал минуты две. Стрельбы нет. Немцы, вероятно, решили, что цель накрыли. Вскочил, и бегом, преодолев метров сто, оказался в лощине, где и обнаружил порыв кабеля.

Теплые дни закончились, и 7-8 марта выпал снег и засыпал все окопы и блиндажи. Нам пришлось головой пробивать лаз в сыпучем снегу, чтобы выбраться по траншеи из блиндажа, а затем вести раскопку всего блиндажа. Снегом засыпаны и окопы, и артиллерийские установки, как наши, так и немецкие. Когда немцы расчистили от снега свои позиции тщательно замаскированные ранее, их стало видно как на ладони, и этим воспользовалась наша штурмовая авиация, обрушив на них залпы реактивных снарядов.

9 марта после мощной артиллерийской подготовки 51 армия, в том числе 1-й и 63 стрелковые корпуса перешли в наступление. На этом участке оборону держали румынские части. Тысячи румынских солдат были взяты в плен. Наши дивизии широким фронтом вышли в Крым, а вскоре была прорвана оборона немцев на Перекопе.

В гражданскую войну здесь же воевал отец в составе Латышской дивизии армии Фрунзе и был ранее в ногу, после чего демобилизован. А в эту войну, в сентябре 1941 года был призван в армию и с пехотными частями направлен на оборону Одессы, где погиб в возрасте 41 года.

У нас же обстоятельства сложились таким образом: мы прошли Томашевку, Богачевку далее западнее Джанкая, затем Черкез-Кермен, через поле, заросшее цветущими красными маками, простирающегося в такой красоте до горизонта. Далее прошли западнее Симферополя, Бахчисарая, Шули, Федюхины высоты, юго-западнее Сахарной Головки. Подступы к Севастополю с юго-востока прикрывала Сапун-Гора и имела почти отвесные уступы, по которым в несколько ярусов сооружены траншеи и доты, проволочные и минные заграждения.

Чтобы разрушить эту оборонительную линию, было сосредоточено до 300 орудий и минометов на километр фронта, часть орудий поставлено на прямую наводку.

Под минометно-пулеметным обстрелом, и периодически вспыхивающих осветительных немецких ракет, передвигаясь по-пластунски, со своим отделением дали связь от Федюхиных высот по Инкерманской долине к подступам Сапун-Горы с северо-восточной части. Самая опасная и тяжелая работа в первый момент подготовки к штурму укреплений была у саперов, которые делали проходы в минных и проволочных заграждениях в ночное время.

7 мая 1944 года земля сотряслась от залпов и разрывов, стрельба велась из орудий всех калибров, раскатистым, беспрерывным гулом и свистом неслись над головами снаряды от «Катюш» и стационарных реактивных установок «Андрюш» - это реактивные снаряды, запускаемые со специальных рам, установленных на земле.

Примерно через час появились штурмовики – «Илы». Выстроившись в вереницу, численностью более сотни, начали обстрел Сапун-Горы реактивными снарядами.

Весь горный хребет и склоны возвышенности покрылись дымом и пылью. Видимости никакой. Немецкая артиллерия в первый момент повела беглый огонь по нашим передовым линиям наступления, но со временем все реже видны разрывы – многие огневые точки подавлены. В один из моментов нас накрыли мины из шестиствольного немецкого миномета, мы залегли в окопах, обошлось благополучно, не считая психологического возбуждения от клокочущих вокруг разрывов. В это же время над нами летели три штурмовика, увидев массу сплошных разрывов, вероятно, предположили, что это уже немецкие позиции и добавили по своим же залпом реактивных снарядов. Сигнальными ракетами капитан-корректировщик от авиации дал знать об их ошибке и указал по рации на координаты Сапун-Горы.

Через некоторое время немецкая артиллерия возобновила обстрел, вероятно с позиций второй линии обороны, тяжелой артиллерией, так как на первой линии почти все артиллерийские точки были уничтожены нашей артиллерией и авиацией. От многочисленных разрывов снарядов постоянно разрывалась кабельная связь и тогда, ползая по-пластунски, мы устраняли порывы.

При одном из разрывов осколок от снаряда достал и меня. Осколок резанул касательно по лбу выше левой брови. По счастливой случайности касательно, а не прямо.

В пылу происходящего, я не обратил внимания на это, не чувствовал боли, а нависшие капли принял за капли пота, но когда провел ладонью, пытаясь смахнуть капли и пыль, ладонь оказалась в крови. Распечатал индивидуальный санитарный пакет, смазал бинт йодом, перевязал лоб.

Во второй половине дня наши штурмовые отряды прорвали оборону немцев. Среди этих отрядов были штрафные батальоны, которые понесли самые большие потери.

Связисты вместе с пехотой вышли северо-восточнее Сапун-Горы и попали под обстрел пулемета оставшегося неразрушенного дота. Мы залегли, подключив телефонный аппарат к кабельной линии, сообщили в штаб дивизии о сложившейся обстановке.

Из командного пункта просят командира пехотного или артиллерийского подразделения. Но в такой перепалке не найти ни кого. Многие пошли в обход дота на гребень горы, где была основная линия обороны немцев.

У меня спросили – есть ли оперативная карта, чтобы уточнить, откуда ведется стрельба. Карта у меня была, переданная командиром взвода, который остался при штабе на наблюдательном пункте. Сообщил координаты нахождения дота. Приказали ближе 700 метров к доту не подходить, так как начнут бить из орудий прямой наводкой.

Дважды пришлось давать поправку, так как снаряды не долетали на 50-70 метров. И наконец-то снаряд угодил прямо в дот. Замолк пулемет. Услышали мощный глухой взрыв, вздыбивший бетонный колпак.

Линию связи довели до гребня возвышенности.

8 мая прорвана последняя оборонительная линия на подступах к Севастополю и 9 мая вступили в Севастополь.

Войска у мыса Херсонес. Фото ЦГАКФФД.

10 мая получили задание дать связь в район мыса Херсонес, где оставался последний опорный пункт немцев. Сюда были подтянуты пехотные части, артиллерия, танковые подразделения.

12 мая после налета штурмовой авиации наши части завершили разгром последнего опорного пункта немцев на Крымском полуострове. По самой кромке берега были оборудованы огневые точки из мешков с песком, которые разрушены артиллерией, отдельные группы немецких солдат, пытались спастись на плотах, не сдавались, как это сделали тысячи их сослуживцев. Но куда плыть – Румыния далеко. Все погибли от пулеметного огня.

Мы подошли к берегу моря и умылись Черноморской водой. Закончив освобождение Крыма, 20 мая 1944 года 1-й гвардейский стрелковый полк, в который входил и наш батальона связи, погрузился в эшелоны и мы двинулись на север из Крыма.