|
В 1922 году родной брат Вари – Андрей Минин, переехал вместе с моими детьми в Омск. В Омске он предполагал остановиться на жительство. Он был вдовый. Жена его умерла от тифа. Жил он вместе с тещей, очень доброй старушкой. Кроме моих детей у брата Вари было еще двое детей. Теща его ухаживала за моими детьми, как за своими. По дороге в Омск я заболел тифом. Успел только купить корову, общую с родственниками, и слег. В доме, где мы жили, никого в тот момент не было, а у меня температура дошла до 42 градусов. Я слег и через день или два был отправлен в больницу. В больнице меня положили к больным возвратным тифом. Четырнадцать дней лежал без сознания и, кроме того, заразился еще возвратным тифом. Болезнь мучила меня месяца полтора, и еще месяц потом шло медленное улучшение. Наконец, кое-как оправился и поступил на работу в сельхозсоюз. Проработав около месяца, был отправлен проводником с тремя вагонами масла в Москву. В Москве я прожил десять дней. Ходил, ездил и рассматривал Москву. Я был в ней первый раз. Осмотрел основательно Третьяковскую галерею. Ходил к службе в Храм Христа Спасителя. В то время служба в нем производилась живоцерковниками (служителями "Живой церкви"-обновленцами). Молитвы "Отче наш", "Верую" и другие, знакомые всем верующим, пели хором все молящиеся. От этого настроение было возвышенное. Храм представлял собой чудное великолепие и массивность. Храм был построен в честь победы в Отечественной войне 1812 года. Весь он был построен из чистого мрамора. Снаружи белый мрамор, а внутри храм отделан цветным мрамором.
Главный алтарь представлял ту же небольшую церковь с куполом. Всех алтарей было двенадцать - в память двенадцати апостолов Иисуса Христа. Внутри храма был ход довольно широкий, пять – шесть метров. Я полагал, что этот ход устроен для крестных ходов в высокоторжественные праздники. Все стены в этом коридоре были увешаны белыми - из чистого мрамора, большими - в четыре – пять метров, плитами с надписями золотыми буквами. На плитах написано, какой полк, какая дивизия, рота и даже отдельные лица, участвовали в Отечественной войне 1812 года. Записано число убитых, раненых, пропавших без вести и отличившихся Был в Большом театре на опере «Князь Игорь». Внутренность театра великолепная. Хоры отделаны золотом, сцена громадная. После оперы был балет не менее чем в сто пятьдесят балерин, блестяще одетых в бриллианты и золото и великолепно танцующих. Побывал во всех концах и в центре Москвы, не замечая, как скоро прошли эти десять дней. Возвратился к месту службы в Омск пассажирским поездом. Хотелось заехать и посмотреть забытую могилу семьи, но не представлялась возможность. В Омске мы жили вдвоем с братом покойной Вари. Оба вдовца и у обоих пара ребят от пяти до восьми лет. Старшие наши две девочки уже начали учиться. Оба мы работали в сельхозсоюзе, который подчинялся Московскому сельхозсоюзу. В 1923 году к нам по вызову нашего начальства приехала и поступила на работу в качестве бухгалтера Шабашова Валентина Ивановна, наш друг и сослуживец по кооперации. Валентина Ивановна была девица двадцати девяти лет. Я, как давнишнему своему другу, сделал ей предложение. Хотя с моей стороны это было не совсем хорошо. У меня было двое детей, и я был старше ее на шестнадцать лет. Был гол, как сокол, что называется. К моему великому счастью, она от предложения не отказалась. Вероятно, вышла за меня не столько по любви, сколько из жалости. В это время я уже вдовел два года, и она пожалела меня. В феврале 1923 года сыграли свадьбу. Повенчались в маленькой кладбищенской церкви. Хотели скромно, чтобы мало кто знал, но наша публика собрала свадьбу с выпивкой и гулянием. Веселились хорошо на устроенном вечере, а утром, на второй день, все уже были на работе. В Омске мы купили случайно хороший домик-флигель, состоящий из четырех комнат. Правда, он был сильно загажен. Крышу у него сорвало ураганом, но я сам потом домик перекрыл. Подчистили, подремонтировали, и получилась чудная квартира. Покупка обошлась недорого и с рассрочкой платежа. Вычитали из зарплаты, и в течение года мы его оплатили. Службу в сельхозсоюзе я решил оставить. Меня тянуло опять к хозяйству. Силы еще были, хотелось восстановить хозяйство и поработать. Такая была у меня мечта. Все чаще и чаще разговор у нас шел об оставлении службы и переезде на родину, на хутор, на котором остался дом с надворными постройками, который был в опекунском имуществе на детей после убитых Вари и Они. Я лично был очень доволен, что Валентина Ивановна приняла и воспитывала моих детей, как своих родных. Впоследствии у нас родилось еще трое детей, и она не различала, и они были все ее родные. В Омске была еще корова, которую продали своему хорошему другу с условием, чтобы глубокой осенью он нам за корову купил в государственном питомнике пятьдесят штук саженцев плодовых деревьев, сорок семь яблонь и три сливы и выслал все это нам на родину. Условие он выполнил очень хорошо. Таким образом, моя мечта развести сад начала осуществляться через двадцать шесть лет. Нашелся покупатель на дом и заплатил наличными довольно прилично – в три раза дороже, чем мы за него заплатили. На эти деньги решили купить лошадей – трех кобылиц. Две из них оказались удачными. Одна даже случайно была чистокровная арабско-орловской породы, по кличке Звезда. Лошадь была с хорошим ходом. Пять лет бегала на ипподроме и брала призы. Одна была киргизской породы – Красотка. Хорошая в работе, бегала быстро, не уставала. Обе они дали впоследствии жеребят. Особенно хороших и чистокровных жеребят вырастили от Звезды. Третья кобылица была неизвестно какой смеси. Она была из тяжелых пород, но для работы была хороша. Дала одного жеребенка, но он заболел и сдох. Купил три телеги на железном ходу, и начали собираться. Сдали все свои служебные обязанности. Валя с двумя детьми раньше уехала на родину. Мне пришлось дожидаться компании, которая тоже ехала в наши края и тоже на лошадях. Наконец, в августе месяце выехали. Дорога была великолепной, сухо и тепло. В четырнадцать дней езды покрыли семьсот верст. Большей частью ехали шагом, чтобы не переутомлять лошадей. Около 7 сентября приехал прямо домой. На хуторе никого не было. В доме никто не жил после убийства семьи. Заросло все бурьяном. Постройки все были целы. Дом стоял, как новенький, не полиняла даже краска. Только жуткое воспоминание о семье сжимало сердце, как клещами. Через час приехал брат Вари. Выпили с ним немного. Как будто отлегло от сердца, но все-таки горько всплакнули с ним о погибших безвинно. К вечеру приехала жена, чтобы убрать в доме, а потом уже привезти детей - Катю и Зину.
Привели и корову, и два улья пчел. Первой работой была начата разбивка и копка ям для фруктового сада и перекопка запущенного малинника. Малинника в целости осталось до пятисот кустов. Одновременно начал вспашку на зябь и приведение в порядок полуразрушенного старого скотного двора. Работы было много. Я переутомил правую руку. Получил растяжение в локтевом суставе. Пришлось лечить больше месяца. Впоследствии при переутомлении она давала о себе знать. В Омске же был куплен меринок, очень недорого. Выменяли на него корову. У Вали на родине была мать, которая переехала к нам, и у нее была корова. Таким образом, уже походило на хозяйство: три лошади, две коровы, и семья в пять человек. Брат Вари привез из опекунского имущества плуг, борону, сноповязалку, культиватор, молотилку, веялку, кошовку (сани выездные), двое саней и ящик с бельем. В облисполкоме опека была снята, и все описанное, оставшееся после убийства семьи имущество было передано мне. В декабре 1923 года Валя родила первую дочь. Назвали Любой. Как на грех, меня дома не было – ездил в Шадринск. Ехавши назад, встретил врача из соседней деревни. Он сообщил мне эту новость. Говорит, что приезжали к нему. Он направил к Вале опытную бабку. Роды были благополучные. Начал пошевеливать лошадь, приехал. Мать чувствовала себя сравнительно хорошо, но Люба кричала, болел желудок. Вначале в груди не было молока, и они по глупости накормили ребенка жеваными пряниками. Осенью перед самым заморозком получил посылку с саженцами из Омска в полном порядке, хорошо закупоренными, и прикопал корни в землю в подвале. В 1924 году загородил гумно для складки скирд, хлеба и молотьбы. Весной 1924 года решил ввести постепенный переход от бесполья, к девятиполью. Чередование культур следующее: первое поле – пар черный, второе – озимые рожь или пшеница, третье – корнеплоды или клубнеплоды, четвертое – яровая пшеница с подсевом клевера, пятое и шестое – клевер, седьмое – твердая пшеница яровая, восьмое – виковая смесь, девятое – овес. Всей земли пашни – девять гектаров. Таким образом, каждое поле в гектар. Зимой 1924 года приступил к ремонту своей кузнечно-слесарной мастерской и к весне привел в порядок все сельскохозяйственные машины и орудия. В этом году пара для пшеницы была только одна десятина. Землю стал удобрять навозом и обрабатывать опять по всем правилам науки. Урожаи были хорошие. В 1924 году был заготовлен материал для постройки нового скотного двора на четыре лошади и двенадцать коров. Ранней весной в первую очередь были посажены саженцы, хорошо сохранившиеся, и принялись хорошо. Малине сделали глубокое мотыженье, предварительно внесли удобрение. В этом году с нее надо было получить урожай, чтобы поддержать экономическое состояние хозяйства, так как особенно рассчитывать не на что. Катю отвезли за шесть верст в село учиться в школе. Зина была еще мала. Люба, родившаяся на хуторе, была здоровенькая и хорошенькая. Сад рос, малина дала хороший урожай, из которого большей частью варили варенье и сбывали вареным. Урожай хлебов тоже был неплохой, и первый год прожили сносно. Купили в племенном хозяйстве двух племенных телок и одного бычка. Телки были тельные. Связались с опытным полем и оттуда привезли четыре сорта яровой пшеницы и два озимой по пять килограмм каждого сорта и два сорта картофеля для производства опытов. Приобрел четырехлемешный лущильник. Все три кобылицы дали по жеребенку. Год был с очень большими осадками. Хлеба были замечательно хорошие. В некоторых местах был перерод со щуплым зерном. Малина дала хороший урожай. Увеличили малиновый сад до полутора тысяч кустов. В 1925 году родилась дочь Надежда. В 1925 году был построен новый скотный двор с полами датскими и кормушками на двадцать четыре головы: лошадей четыре штуки и шестнадцать рогатого скота. Приобретена овчарня, индюшки велись хорошо каждый год, сами паслись в казенном лесу и уходили от усадьбы за четыре версты, а к вечеру возвращались домой сами. Купленные телки выросли, уже было четыре коровы. Работы было много, но благодаря своим сельскохозяйственным машинам обходились без наемного труда. В этом году весной я на один месяц был призван на военную службу как бывший офицер, для обучения допризывников. Предварительно призывали на переподготовку в городе. Обучение допризывников производилось в районном центре.
В 1926 году расцвел весь сад, как покрытый белым полотном. Кто-то написал в местной газете, что в саду у Кубасова яблони цветут. Урожай яблок был очень большой. Хотя деревья были небольшие, но все были на подпорках. Собрали яблоки и продали. Несколько ведер яблок свезли в детсад для детей коммуны «Скнемвар». Во всех концах района и даже округа узнали, что наш сад дал плоды яблок. Очень много было посетителей. Приезжал осмотреть сад представитель из уральского журнала «Садовод», который напечатал в журнале статью и объявил меня первым пионером по садоводству на Урале. Потом он прислал этот номер нам. В 1927 году яблоневый сад цвел и дал хорошее плодоношение. Малина также дала много плодов. В течение месяца набирали почти ежедневно по девять пудов. Реализацию делали посредством варки ее на варенье, сбывали в кооперативе за деньги или в обмен на сахар по установленной цене. Яблоневый сад содержался под черным паром. Один раз между рядами пропахивалось плугом и проборанивалось боронами, а при появлении сорняков или корки, рыхлили ручными прополниками «Планета». Удобрения перепревшим навозом делались ежегодно осенью под зябь. Малиновый сад тоже ежегодно осенью удобряли перепревшим навозом, перекапывали ручными мотыгами. По рядам малины были установлены на кольях жерди, к которым плодоносящие ветки привязывались несколько в сторону для удобства сбора ягод. На зиму малина пригибалась к земле верхушкой стебля. На верхушку накладывался ком земли. Ранней весной ком отваливался, и каждый куст привязывался к жерди. Устройство искусственного пруда дальше мечты и разговоров не шло, так как у самих нас не хватало сил таковой выкопать, а трудом наемным мы не хотели пользоваться. Но без реки и пруда было скучно, нельзя было заняться водяной птицей – гусями и утками. Новые сорта пшеницы яровых Лютесценс № 479 и № 062 очень охотно были распроданы коммунам и частным лицам с маленькой надбавкой против рыночных цен обыкновенных сортов пшеницы. Сорт картофеля «Эпикур» был распродан среди крестьян. 1928 год. В этом году 3 мая родилась Нина.
В этом году наш хуторской участок земли попал в черту расположения коммуны. Все хозяйство, состоящее из дома в четыре комнаты, скотного двора на двадцать четыре головы, овчарни на двенадцать голов, конюшни на четыре лошади, птичника, кузнечно-столярной ремонтной мастерской, погреба, бани, трех лошадей, четырех коров, пяти голов молодняка, шести овец, пятнадцати штук сельскохозяйственных машин (сноповязалки, молотилки конной, веялки, сортировки «Триумф», культиватора, четырехлемешного лущильника, плуга, трех борон), фруктового сада в восемьдесят пять яблонь (из них плодоносящих – сорок пять), плодового питомника около трехсот пятидесяти штук (из них привитых – сто пятьдесят штук), а также и посевов в количестве двенадцати гектар – все передано по оценке комиссии коммуне на сумму три тысячи золотых рублей с условием выплаты в течение трех лет. Деньги эти не были получены совсем, так как от уплаты денег коммуна отказалась. В октябре 1928 года мне пришлось выехать с группой столяров на заработки, взявши столярный инструмент для постройки на Урале льнозавода. Жена с тремя маленьким детьми и матерью-старушкой осталась в доме и поступила на работу бухгалтером в колхоз. Зина училась в начальной школе, а Катя окончила гимназию, которая давала ей право учительствовать в деревне. В 1929 году весной приехал один из убийц бывшей моей семьи и сказал, чтобы все немедленно освободили дом. Мать и дети сильно перепугались, думая, что и с ними поступят так же, как и с прежней семьей. Но он уже не дерзнул на это, наверное, потому, что грабить уже было нечего, так как все было отдано коммуне. На второй же день они оставили все и переехали в деревню Чемякино вблизи хутора. В 1929 году по окончании стройки завода я выехал с Урала в Ялту, где, по слухам, после землетрясения было много работы. Приехав, действительно, без работы не был и одной недели. Поступил на столярные работы в центральное потребительское общество. Зарабатывал до двухсот рублей в месяц. Жить было можно. Снял квартиру с удобствами и огородом. Завели кроликов – двенадцать штук маток и два самца. Мясо кроликов очень понравилось. В 1929 году ко мне прислали Зину для поступления в среднюю школу. Валя с маленькими детьми и старушкой-матерью переехали из деревни в свое родное село, поступив в кооператив бухгалтером. Мне с Зиной все же было веселее. Я продолжал работать в кооперативе. Зина поступила в среднюю школу. В конце 1930 года жена, закончив в кооперации годовой отчет, приехала ко мне со всей семьей. Поступила на работу бухгалтером в банк. Наконец собралась семья вместе, за исключением Кати, которая осталась учительствовать на Урале. Катя в 1931 году вышла замуж за офицера. Мужа Кати мобилизовали на военную службу на Китайскую границу. Катя уехала с мужем. Там у них родилось две девочки. На службе муж Кати простыл и получил туберкулез спинного мозга. Два года она его везде лечила, но не вылечила – помер. Перед самой войной Катя вышла замуж второй раз. Муж был механиком. В 1941 году его мобилизовали на войну в танковые части. Во время боев под Курском у него подбили два танка, в третьем он погиб от разорвавшегося в танке снаряда. От него остался мальчик, ему дали мое имя – Миша. В настоящее время Катя с детьми живет в Кропоткине и работает на заводе растительного масла. Она построила своими руками хатенку из самана. Хата была покрыта плохо. Последние сильные дожди с ветром 1949 года промочили одну стороны хаты. Хата развалилась, никого не придавив. Она рассказала директору завода о случившемся. Директор, как отзывчивый и добрый человек, тотчас же послал обследовать инженера и выдал ей бесплатно две тысячи штук кирпича. Потом послал бригаду комсомольцев-мастеров отремонтировать хату в пять дней, и дал ей пять дней отпуска. Зина после окончания средней школы, окончила педагогический техникум. После этого учительский институт. Работала. Зина вышла замуж в Грозном за бухгалтера-нефтяника. Детей у них нет. И сейчас живут в Грозном. Он служит в армии как офицер-интендант. Взяли они себе из детсада сироту. Муж Зины ведет себя нехорошо, пьет и блудит. Меры воздействия ни к чему хорошему не приводят. Вот судьба сирот, оставшихся после убийства матери и сестры Они. Верно говорят в народе, что сироты никогда счастливы не бывают. В Ялте работали до 1931 года. Купили корову, держали кроликов. В 1931 году в Ялте все сильно подорожало, и мы решили переехать в Пятигорск. Устроиться на работу в Пятигорске не представлялась возможность. Пришлось выехать в Кабарду. Жена устроилась бухгалтером в село Малка, а я в конезавод № 34 в качестве столяра и по ремонту сельхозмашин. Жена, проработав в колхозе полтора года, перешла тоже бухгалтером в конезавод, где мы проработали до 1937 года. Последние пять лет я заведовал ремонтными мастерскими конезавода в Малке. Конезавод № 34 расположен в 35 километрах от Пятигорска на гудронной дороге, связывающей Пятигорск и Нальчик, на берегу реки Малка. Конезавод имел хорошие квартирные постройки для рабочих и служащих, великолепные конюшни для лошадей чистокровного состава и для крупного рогатого скота. Конезавод был обнесен каменной оградой. Табунные лошади – на отдельном хуторе Пшеншоково в 25 километрах от центральной усадьбы, где для зимовки лошадей на случай непогоды тоже устраивались крытые конюшни. Участок сенокоса с пастбищами был площадью до двух тысяч гектар, из которых косилась половина. Дело коневодства велось хорошо. Всех лошадей было две с половиной тысячи штук. Породы лошадей чистокровные. Производители были английские и англо-кабардинские. Масть лошадей была гнедая со звездой во лбу, у некоторых с белой ногой или двумя на бабке.
Конезавод расположен около самой реки Малки на крутом и высоком берегу. От завода был очень красивый вид на гору Эльбрус и на снеговые горы Кавказского хребта. В ясные дни Эльбрус виден, как на тарелке, несмотря на то, что до него считают около 130 километров по птичьему полету, а дорогами значительно дольше. Место очень веселое. Полеводческой земли было около тысячи гектар в засеве хлебов и сеяных трав. Урожай хлебов и трав был хороший. В этой местности почти не бывает неурожаев. Всегда идут обильные дожди, благодаря близости Эльбруса. Есть точная примета, что если на Эльбрусе появилось хотя бы небольшое облачко, то с 3-х часов уже начнется обильный дождь. Пшеницы и овсы бывают часто до полутора метров высоты, а кукуруза – до двух метров. Земля – с богатейшим черноземом, местами до двух метров толщиною. Конезавод хорошо обеспечен сельскохозяйственными машинами и орудиями. Имеет хорошие ремонтные мастерские. Директором этого завода был кабардинец Канкулов. Человек с крутым и жестоким характером, боялись его. Знал коневодство и дело было поставлено тогда неплохо. Ко мне лично директор относился хорошо, так как все планы по ремонту сельхозмашин выполнялись в сроки, за что мною получен диплом. Жизнь рабочих была там хорошая. Каждый имел свою корову, свинью и птицу. Кормами обеспечивали хорошо. Последние два месяца жену перевели из конезавода в краевую организацию – Крайсовхозсекцию, которая располагалась в Пятигорске. Когда управление края перевели из Пятигорска в Ставрополь, то нам пришлось переехать в Ставрополь. Нам уже было необходимо учить детей в средней и высшей школе. В 1937 году переехали в Ставрополь. Жена продолжала работать в Крайсовхозсекции бухгалтером. Я поступил столяром на строительство сначала в Горжилсоюз, а потом в воинскую часть. В последнее время до 1939 года работал на строительстве детских яслей Горздравотдела. Жена в это время работала главным бухгалтером в организации Заготконь. По заявлению в Геобюро ей дали участок под индивидуальное строительство. В это время мы жили в маленькой низкой и сырой квартире, почти без участка, снятой у частника на два года. Средств на постройку дома имелось у нас только 4000 рублей, положенных на сберкнижку. На эти деньги я купил материалы: лес, доски, камень, гвозди, известь и другие мелочи. Строить пришлось самому лично, так как нанимать было не на что. В мае 1939 года я уволился с работы и начал подвозить материалы и строить. Нелегко это досталось, как мне, так и особенно жене. Деньги нужны были на недостающие материалы и на питание семьи в семь человек. Жене пришлось работать на основной должности главного бухгалтера, должности кассира и вести отчетность у уполномоченного по заготовке лошадей. Коровы в это время у нас не было. При такой усиленной работе, как ей, так и мне, приходилось питаться плохо. Отчасти летом помогал огород на новой усадьбе. Часто приходилось есть один картофель без хлеба. Я сделал на усадьбе шалаш и жил в нем всю весну и лето, не уходя на квартиру, так как на месте работа велась гораздо успешнее. Наконец, постройка дома к празднику Октября в 1939 году была полностью закончена. Размер дома снаружи – 8х7,5 метров. Стены из камня, наполовину штучного, чистой работы, прошиты цементом. Две стены снаружи не оштукатурены. Изнутри стены оштукатурил известью. Кухня, две комнаты, теплый коридор 2х3 метра и веранда 2х2,5 метра. Под кухней вырыл подвал для овощей и продуктов. Все окна и двери окрашены масляной краской. Крыша дома этернитовая. Квартира получилось, можно сказать, хорошая. Мы были так рады, что вошли, наконец, в свой дом, после плохой квартиры и долгих скитаний с такой большой семьей, как наша – в семь человек. Весной 1940 года купили саженцев абрикос пять штук, яблонь четыре штуки, груши три штуки и посадили. На купленной усадьбе был старый сад из двух яблонь, семи штук алычи, двенадцати штук слив. В следующем году мы были с фруктами.
|
