Постараюсь вспомнить и описать события военных лет, выпавших на долю моего поколения. В каких жизненных и боевых ситуациях пришлось мне, как гвардии старшему сержанту, заместителю командира взвода связи в пехотных и артиллерийских частях быть вместе с солдатами, когда решались трудные задания в самых сложных условиях, не считаясь с опасностью, лишениями и часто, рискуя жизнью. Свои воспоминания представляю в виде повествования о пережитых моментах в период самых больших физических и психологических напряжений. Сохранена последовательность происходящего, но не всегда по месяцам и тем более по неделям, так как для этого потребовались бы дневники, а их вести системно в полевых условиях не представлялось возможным, а если и были отдельные записи, они не сохранились – погибли от дождя или в разрушенных блиндажах. Во время войны были отдельные дни и ночи, когда на фронте устанавливалось относительное спокойствие – ни бомбежки, ни обстрелов и только осветительные ракеты напоминали о существовании тревожной обстановки. В такие моменты несколько снижалась напряженность и с особенной остротой рождались воспоминания о далеких родных местах мирного времени, с такими же яркими мигающими звездами в летние погожие часы ночного неба. С годами в памяти что-то всплывает, а что-то уходит, и некоторые подробности из тех событий остаются в забвении. Восполнить детальнее некоторые из них можно было бы несколько лет тому назад совместно с моим фронтовым другом Семеном Студеникиным, которого теперь, к сожалению, нет, а в свое время мы могли часами говорить о пережитом, дополняя друг друга. Теперь же решил сначала восстановить в памяти названия населенных пунктов, встречавшихся на пути военных дорог, и после этого отчетливее проясняются воспоминания о событиях, связанных с этими местами. Пришлось сделать схему пройденного пути с обозначением населенных пунктов, а они памятны из тех оперативных карт, имевшихся у меня в то время, по которым взвод получал боевые задания. Запомнились расположение отдельных частей, штабов дивизий, наблюдательных пунктов на передовой. Сохранился последний список личного состава взвода. Для создания схемы использовались карты областей, атлас автомобильных дорог и единственной сохранившейся оперативной карты Прибалтики – последнего военного пути. И по этим «вехам» восстановлены в большей или меньшей степени полноты эпизоды событий военного времени, участником которых был вместе с моими верными друзьями: Студеникиным, Филипповым, Носко, Старостиным, Шишкиным, Трифоновым, Бондаренко, Гавриловым, Меркуловым и другими. Делали мы все, что могли для победы. Прошло много лет и вот теперь отмечаем полувековую годовщину этого светлого дня. Мирный май 1941 года – последние дни учебы в школе – радостное событие, а затем экзамены и прощай школа! Благополучно сданы экзамены и наступил торжественный день – вручение аттестатов. В зале собрались выпускники, учителя, родители. У всех радостное, прекрасное настроение. Получив аттестаты об окончании средней школы № 8 города Ставрополя, бывшие учащиеся слушали добрые пожелания от учителей на дальнейший жизненный путь. Многие из нас мечтали продолжать учебу в институтах, чтобы стать инженерами, врачами, учителями, летчиками. Ребятам осенью предстоял призыв в армию, многим не было еще 18 лет. До Великой Отечественной войны в жизни было много проблем и трудностей, но молодость со свойственным ей романтизмом воспринимала все с легкостью, с мечтами и надеждами на прекрасное, радостное будущее. Выпускной вечер – улыбки, веселье, музыка. Музыкальным аппаратом служил патефон – мечтой молодежи того времени, который принес из дома с комплектом пластинок. Звучат песни, романсы в исполнении Козина, Юрьева, Лещенко, танго, фокстроты, вальсы. Ребята с некоторым стеснением и волнением приглашают девочек на танцы. И так веселье допоздна. Ближе к рассвету пошли на Комсомольскую (Крепостную) горку встречать восход солнца. Сияло ласковое, ясное летнее утро с предрассветной дымкой на горизонте. Смотрим на восток и юг, сначала увидели освещенную восходящим солнцем вершину Эльбруса, а затем всплыл над горизонтом необычайно большой диск солнца, осветив небесную даль, пожарообразным заревом. Около часа мы любовались этим зрелищем, слушая пение птиц на утренней заре, а затем, прощаясь друг с другом, договорились встретиться через 5 лет в Москве на Красной площади, не предполагая, что сейчас для нас последняя встреча. Подготовил документы и направил в Тушинский авиационный институт для поступления на учебу по специальности авиамоторостроение. Катков желал поступить в Куйбышевскую военно-медицинскую академию; Ляпин – в Воронежское училище связи; Деревягин – в летное училище. Другие выпускники готовили документы для поступления в медицинский, педагогический институты. Но ни кому в то время не удалось осуществить свою мечту. С июня месяца, имея свободное время и, ожидая вызова из института, поступил рабочим на строительство жилого дома у железнодорожного вокзала: разгрузка вагонов со строительными материалами, рытье траншей, подача кирпича. В выходные дни ходили на Сенгилеевское озеро рыбачить и купаться. И вот, 23 июня собравшись уходить с озера домой во второй половине дня, встретили пастуха, пасшего коров, и он сообщил, что началась война. Подходим к городу, а навстречу танковые и кавалерийские подразделения движутся в сторону Ростова. На улицах народ, в лицах тревога и суровость, пришла беда – война. Пришел домой, а там лежит приписное свидетельство с военкомата, где указано о необходимости быть готовым к призыву в армию. Продолжаю работать на стройке, а 5 августа вызов в военкомат, где сообщили, чтобы 7 августа в 6 часов прибыть на сборный пункт, имея при себе питание на трое суток. Прибывших новобранцев построили в колонну. Капитан Крюков сделал перекличку по списку. Оказалось, что пришло 89 человек, а команда должна иметь численность 90 человек – один по какой-то причине не прибыл. Моей фамилии в списке нет. Попросил, чтобы включили меня в эту команду – много знакомых ребят: Студеникин, Биев, Жаврида, Бабин, Самойлов. Быстрым маршем по улицам еще не совсем проснувшегося города пошли на железнодорожный вокзал. Провожающих родственников было очень мало, так как многие не успели узнать время отправления, как и мои отец и мать. Разместились в пассажирских вагонах, и в 9 часов поезд тронулся. Не оценивая реально обстановку, нам казалось, что этот отъезд на не продолжительное время, а с осени нас ждет обычная военная служба. Мы так верили в мощь нашей регулярной армии и в то, что враг будет разбит «малой кровью, но сильным ударом», как говорили и пели в то время. И это под влиянием постоянной пропаганды со стороны руководства страны, которое, как теперь стало известно, оказалось совершенно бездеятельным перед лицом стоящей военной угрозы. Мы не могли предположить и поверить в абсолютную безграмотность наших вождей-политиков, в бездарность высшего командования, поставивших под разгром наши отлично обученные, лучшие воинские части и авиацию уже в первые дни войны. Россию десятилетиями преследуют постоянные неудачи в приходящих правителях, делающих из-за идеологического упрямства или низкой культуры, массу труднопоправимых ошибок и за ошибки правителей, как всегда, вынужден расплачиваться народ. Наш отъезд оказался продолжительным. Прибыли в Ростов-на-Дону, разместили нас сначала в клубе на улице Социалистической. На следующий день сходили в баню, подстриглись под «нулевку», переоделись в солдатскую форму, вышли на улицу и друг друга не узнаем – все на одно лицо, как нам кажутся китайцы – так изменился внешний вид после стрижки и переодевания. Через несколько дней приняли присягу и нам сообщили, что мы во вновь сформированном отдельном батальоне связи. В составе батальона большинство призывников из Ростова, Шахт, Ставрополя. Началась солдатская жизнь – изучение уставов, техники связи, стрелкового оружия, строевая подготовка, приемы рукопашного боя. По всей площади, перед госбанком в Ростове, вырыли сеть траншей, глубиной до 1,8 м для укрытия при возможной бомбардировке. И вот первые налеты немецкой авиации. Бомбили мост через Дон, но бомбы разорвались в районе вокзала. Это первые взрывы войны, которые мы услышали. Учеба продолжалась до конца октября. К этому времени немецкие войска прорвались к Таганрогу и выходили на город Ростов. Был приказ коменданта города – все воинские формирования и учебные подразделения выдвинуть северо-западнее города. Наш батальон вышел вечером на окраину города, где должны были выдать винтовки, патроны и гранаты, но этого не произошло, так ночью получили команду – срочно прибыть на железнодорожный вокзал и грузиться в эшелон. Как позже нам сообщили – генеральный штаб решил сохранить батальон связи для прямого его назначения, так как в этот период связь на всех фронтах была нарушена, создалась неуправляемость войсками из-за малого числа подразделений связи.
Наш батальон для окончания обучения перевели в город Нальчик, где продолжалась боевая подготовка в полевых условиях. Мы выходили за город к скалистому, почти отвесному 12 метровому берегу реки, марш-бросок на 10 километров, окапывание, метание учебных гранат, спуск по обрывистому откосу, держась за скалистые выступы и попадающие корневища кустарника, а затем форсирование горной речки и окапывание на новом рубеже. Стояла теплая осенняя погода. Учеба проходила и в классах по радиотелеграфной и телефонной технике, периодические дежурства на городском узле связи. Не приходится говорить о полноценном питании, в основном суп и каша из пшенной или перловой крупы, иногда мясо. С большим желанием ходили дежурными по кухне – можно приготовить дополнительное блюдо – картофельное пюре с солью. В декабре месяце закончилась боевая учеба, и предстояло распределение по частям и фронтам. Что же касается судьбы Ростова, то там сложилась трагическая обстановка: немецкие войска высадили десант в районе города Батайска, за Доном, и все части оставшиеся на обороне Ростова оказались окруженными, а в ноябре Ростов был сдан. При распределении направлений отдельные группы из батальона предназначались для работы в штабах армий, аэродромном обслуживании. Наша группа, состоящая из наиболее физически подготовленных солдат, как нас оценивали, предназначалась для полевых пехотных и артиллерийских частей, обеспечения передовых линий фронта кабельной связью. Дорога через Ростов была закрыта, так как в этом районе шли бои, и немецкая авиация бомбила железнодорожные составы. Наш эшелон двинулся север через Кавказскую, Тихорецкую, Сталинград, Поварено, Пензу и в город Куйбышев (Самару). Ехали в товарных вагонах-теплушках, оборудованных двухъярусными нарами-настилами из досок и печками из металлических бочек. Верхний ярус нар считался «люксом», так как на первом, особенно у боковых стен, образовывались наледи, ведь наружная температура держалась – 25градусов мороза. С питанием было еще хуже, чем при учебе. Обычно продукты получали на какой-либо станции, но иногда их там не оказывалось или станции проезжали, делая остановку на маленьком разъезде, и тогда дня два только кипяток и крошки от сухарей, если обнаруживались в углях вещмешка. Наконец прибыли в город Куйбышев, построились в колонну и пошли по заснеженным улицам. Мороз – 25 градусов, а мы с юга в пилотках, в летнем обмундировании – хлопчатобумажные брюки и гимнастерки, куртки-венгерки, ботинки. Шли, бодрились, но вид у нас, если взглянуть со стороны, по всей вероятности, был не бравый. Встречавшиеся бабушки спрашивали: "Сынки, чьи вы, наши или пленные?" Когда слышали подтверждение, что «свои», некоторые наиболее жалко выглядевшие солдаты, в основном южане, получали от бабушек рукавицы. Разместили нас на даче, расположенной на берегу Волги. Выдали нам отличное зимнее обмундирование: телогрейки, брюки-ватники стеганые, валенки, шинели, байковое белье, махровые рукавицы, шапки, шерстяные подшлемники. Целую неделю усиленное питание: мясные и рыбные блюда, даже иногда красная икра и мед. Часто во время войны вспоминались эти благодатные дни и сон на белых простынях в теплых помещениях. Когда мы стали выглядеть бойцовски, прилично одетые, началась подготовка к отправке на фронт.
После полной готовности состоялась встреча с генералом Пересыпкиным – начальником главного управления связи Советской Армии, наркомом связи СССР, а впоследствии – Маршал войск связи. Генерал сообщил о сложной обстановке под Москвой. К этому времени немецкие войска были менее 110 км от Москвы. Говорил о роли и значении связи – нерва армии, что связисты должны работать в любых условиях с пехотой, артиллерией, разведкой, а также об особой ответственности и бдительности каждого солдата, которые будут владеть широкой информацией о расположении частей, штабов, перемещении войск. Генерал оставил приятное воспоминание о себе простой доверительной беседе с нами. Десять дней жизни в прекрасных – санаторных условиях подходили к завершению. Теперь на фронт. Мне присвоили очередное звание – старшего сержанта. Наш эшелон двинулся в Москву, ближе к фронту. По прибытии на место нас разместили в районе Марьиной рощи, а затем в Спасских казармах. Был сформирован отдельный батальон связи. Командиром батальона был подполковник, а затем полковник, Брижань Михаил Петрович - обаятельный и душевный человек Он прошел с нами всю войну, а после войны работал директором совхоза в Зернограде Ростовской области. На Ростовскую встречу ветеранов батальона в 1975 году он не смог прибыть из-за болезни. Умер он в 1977 году. Батальон состоял из трех рот. Наша, третья кабельно-шестовая рота, имела в своем составе три взвода. Рота предназначалась для установления связи на большие расстояния - до 50 км в прифронтовой полосе, с помощью медного, неизолированного провода. Провод вывешивался на деревянные шесты высотой 2,5 метра, снабженные в верхней части изоляторами. Нижней частью шесты втыкались в землю стальными наконечниками. Рота должна устанавливать связь на передовой и с помощью изолированного кабеля, прокладываемого по поверхности земли. В составе батальона были призывники из Москвы, Владимирской области, Чувашии, Татарии. В это же время, в декабре 1941 года, формировался 1-й гвардейский стрелковый корпус, в который был включен наш батальон. Прошло несколько дней, началась погрузка в вагоны на станции Ховрино. Эшелоны ночью двинулись на север. Доехали до станции Бологое повернули на северо-запад, на станцию Валдай – район сосредоточения корпуса. Эшелоны шли только ночью, но все же немецкие самолеты обнаружили передвижение войск и на полпути к Валдаю, на рассвете, подвергли состав бомбардировке, осветив предварительно ракетами. Мы выскочили из вагонов, укрылись в придорожных канавах и углублениях. Бомбы падали по обочинам, а одна бомба попала в последней вагон- платформу с зенитной установкой. Как только самолеты удалились, разбитую платформу отцепили, а эшелон на большой скорости поехал дальше. К нашему счастью, с рассветом наступила пасмурная, морозная погода с дымкой, туманом, видимости для авиации нет. И вот Валдай. Спешно началась разгрузка первых прибывших эшелонов, а там подходили еще с техникой, артиллерией, танками, оборудованием, солдатами. В этот день разместились в лесу, выдали нам сухой паек: сухари, концентраты из крупы, сахар, сельдь и одну винтовку с 25 патронами на взвод в 30 человек, пообещав обеспечить оружием по прибытию на передовую. Форсированным маршем ночью, а в пасмурную погоду, днем шли на запад в район Старой Руссы. Через каждые 10 км отдых на 15 минут, а через 25-30 км отдых на 4 часа для принятия горячей пищи и сна. Шли по лесной заснеженной тропе с проводником из местных жителей, минуя населенные пункты, зараженные после отступления немцев сыпным тифом. Мороз – 18 – 20 градусов, снежные заносы почти в метр затрудняли переход, поэтому пехота растянулась на многие километры.
Сколько оставалось до линии фронта нам не говорили, вероятно, для того, чтобы мы не потеряли веру в наши возможности пройти такое расстояние. Каждый раз сообщали, что осталось еще километров 18-20. И когда, через 5 дней, к вечеру мы оказались в чащобе с могучими в два-три обхвата соснами, нам сообщили, что до фронта 3-4 км. И, действительно, теперь даже слышны разрывы, стрельба, видны на небе отблески пожарищ. За пять дней прошли 150-160 километров. Оставшуюся часть ночи должны провести здесь, но ни каких укрытий, а мороз – 20 градусов. Костры разводить нельзя. Выход был найден. Одевали под шапки плотнее шерстяные подшлемники, руки в варежках заталкивали в рукава шинели и боком, как глухари, падали в рыхлый снег. Снег осыпаясь, покрывал нас. Таким образом, наряду с хорошей теплой одеждой, мы защищались до некоторой степени от трескучего мороза покрывалом из снега. Усталость сказывалась, сон приходил моментально с приятными сновидениями о тепле. Подъем был ранним утром и нам приказали разрыть в снегу вдоль и поперек нашей стоянки траншеи и разыскать блиндажи оставленные немцами при отступлении. У нас были малые саперные лопаты. Через некоторое время обнаружили несколько малых блиндажей, заваленных снегом, а также ящики с минами, гранатами, автоматы немецкие с патронами в обоймах. Все это было оставлено немцами при отступлении и к нашему счастью не заминировано. Автоматы с патронами для нас было приобретением. Через несколько дней подошли автомашины и повозки с оборудованием, оружием, боеприпасами и мы получили карабины российского образца. Последние ночи спали в блиндажах – землянках, но таких малых размеров, что нормально в них могли бы разместиться сидя 4 человека, а на ночь набивалось по 8 человек – четверо сидят «валетом», а еще четверых «укладывают» на ноги сидящих. Земляные стенки блиндажа промерзшие. В первую ночь мне досталось «сидячее» место в углу землянки. Спать пришлось часов до четырех, так как почувствовал, что спина холодеет, а шинель не могу оторвать от земляной стены – примерзла. С трудом вылез на поверхность, разбудив лежащих на моих ногах солдат. Чувствую тяжесть на спине. Оказывается, к шинели примерз большой ком глины, который вырвал из стены землянки, а левый бок и спина «онемели». Снял шинель и телогрейку, чтобы растереть водкой под рубашкой и гимнастеркой примороженную часть спины. Эту процедуру выполнил Виктор Филиппов. Зимой нам выдавали два раза в неделю по 100 грамм водки, но так как я не всегда употреблял, у меня был во фляге резерв и вот часть водки пошла на растирание, а оставшуюся принял внутрь для согревания. С рассветом получили первое задание – дать связь от штаба дивизии до наблюдательного пункта на передовой, проходящей по береговой полосе реки Пола. Приближаясь к передовым позициям, правее нашего маршрута в кустарнике впервые увидел убитого немецкого солдата, вернее то, что осталось от него – это часть туловища без головы и конечностей, а рядом воронка от разорвавшегося снаряда. Здесь на днях проходила оборонительная линия немцев. Это потрясающее зрелище, а ведь его кто-то – мать, жена, дети, ожидают в Германии с победой. Мы продолжали путь. Чтобы уйти из зоны обстрела спустились под обрывистый берег и шли параллельно фронта, проходившего от нас метрах в 500. Не дойдя до назначенного пункта, нас заметили немецкие самолеты, летевшие на бреющем полете и имевшие абсолютное господство в воздухе. Наши самолеты днем летали очень редко, поэтому немцы безнаказанно бомбили и обстреливали все, что попадалось на земле. Четыре истребителя, пролетая на малой высоте, обстреляли нас, но высокий берег, вдоль которого мы шли, прокладывая кабельную связь, создавал мертвую зону, и пулеметные очереди, выпускаемые самолетами, приходились по льду реки. Когда самолеты сделали круг для второго захода с другой стороны, у нас теперь ни какого прикрытия, а перебежать по льду под противоположный берег не хватит времени. Глубина сугроба под нашим откосом до 2 метров. Солдатам крикнул: - «В сугроб под снег!», и мы нырнули в рыхлый снег, который укрыл нас. Самолеты, не обнаружив цели, сделали еще круг и улетели. Когда вышли из снежного укрытия, увидели лежащего на льду Михаил Жаров, который пытался перебежать по льду к противоположному берегу, но не укрылся и был тяжело ранен в спину. Четырех солдат с раненым Михаилом отправил обратно, чтобы передать в санбат, а мы втроем довели кабель до передовой и остались дежурить на наблюдательном пункте – это окоп, перекрытый жердями и хвойными ветками, засыпанных снегом. Подключив телефонный аппарат, спросили о Жарове – он умер на пути в санчасть – первые наши потери. Жаров был симпатичным парнем, имел прекрасный голос, часто пел песни о Москве, где он жил до войны. Мы очень скорбили о нем.
На передовой в это время было относительное затишье, лишь днем периодически нас бомбили, а ночью вспыхивали осветительные ракеты да раздавались пулеметные очереди сторожевых постов. Мороз стоял до – 25 градусов и немцы, на время резкого похолодания перемещались в населенные пункты, оставляя малые заградительные отряды на дорогах, а заснеженный лес считали непроходимым. Это обстоятельство использовало наше командование: рассредоточенными группами начался марш по лесным чащобам, тропами в тыл немецкой дивизии, нашей 180 пехотной дивизии под командованием Ивана Ильича Миссана – полковника, а впоследствии генерала, командира 1-го гвардейского стрелкового корпуса под Сталинградом. Наше подразделение связи было передано этой дивизии. После слабого сопротивления немцами оставлены деревни Юрьево, Парфино. Упорное сопротивление немецкие гарнизоны оказали в районе деревни Кулаково. Жители еще раньше покинули эту деревню, а часть из них немцы увезли в Германию на работу. Наши части не могли пройти этот рубеж без потерь. Чтобы исключить или хотя бы уменьшить потери в пехотных частях, командование решило использовать реактивные установки «Катюши» с термитными снарядами. Залп дан в вечернее время и вот над деревней взметнулись ввысь всплески сплошного огня. Даже страшно смотреть на это бушующее море, а не то, чтобы быть в том месте. Пламя, как сплошной ливень раскаленного добела металла. Утром вместе с пехотой прошли через эту бывшую деревню – только печи и трубы от них торчат, и догорает еще не сгоревшее, а в основном это обуглившиеся срубы домов и останки немецких солдат. И для чего их сюда послали? Прошли южнее Старой Руссы к реке Ловать. Дальше наступление развивали подошедшие новые дивизии 1-го Гвардейского стрелкового корпуса, которым командовал генерал Грязнов. Корпус входил в состав 1-й ударной армии.
По труднопроходимому лесу, с метровым снежным покровом, проложили линию связи в район деревни Рамушево и далее на южное направление. Трудно было проходить в стороне от дороги, но зато линия связи не подвергалась порывам от разрыва бомб и мин, которые обычно приходились по дороге. Чтобы снег не набивался в валенки, коленки обматывали полотенцами, получалось уплотнение. Войска, наступающие с юга, и мы с севера соединились. Завершилось окружение немецкой армии в районе Демянска. К марту месяцу у нас возникли большие проблемы с обеспечением боеприпасами и продовольствием, так как дороги оказались непроходимыми. Продовольствие и боеприпасы начали подвозить на конной тяге и подносить в специальных рюкзаках за несколько десятков километров. Иногда продовольственные пайки доставляли самолетами в бумажных мешках, которые сбрасывали на полянки, отмеченные в ночное время кострами. Самолеты пролетали на малой высоте. В комплект пайка входили: сухари, сахар, крупа и продукты, поставляемые из Америки: галеты, тушенка, колбасный фарш, лярд (маргарин). Все это распределялось по подразделениям, но это были крохи, которые делили своеобразно. Каждому на день приходилось по 100г сухарей, 5 столовых ложек пшена или риса (впервые увидел крупу из риса – так мы жили до войны), 40 г сахара, 1 банка (300 г) колбасного фарша или тушенки на троих. Варили в котелках на костре, которые разжигали в лесу или в сделанных блиндажных печурках в которых сжигали хворост. Иногда использовали бездымный порох в виде длинных трубочек, извлекаемых из артиллерийских гильз. Обеды приносили в термосах из полевой кухни, укрытой поодаль от передовой. В марте месяце снег начал таять и оседать. В лесной глухомани появились странные островки, видневшиеся из-под снега. Оказалось это замороженные туши лошадей, убитых при артиллерийском обстреле еще в зимнее время. У нас появился дополнительный источник питания. Туши разделывали ножами, как говорится, до копыт. Мясо варили, а жиром смазывали ботинки для повышения водонепроницаемости. От недоедания и отсутствия полноценного питания появилась «куриная» слепота. Как только наступают сумерки, видна только малая зона перед собой, а вокруг провальная темнота. В таком состоянии невозможно выполнять задания в ночное время. Стали есть молодые сосновые побеги или пили отвар из хвои – противный горький напиток, но медики говорили, что это необходимый витамин "С". На нейтральной полосе обнаружили овощехранилище, загруженное мороженым картофелем. Овощехранилище длиной около 100 метров, и расположено так, что один вход в него с нашей стороны, а второй с немецкой. Бывали случаи, когда в овощехранилище с одной стороны входили мы группой в 5-6 человек за картофелем, а с другой стороны входила группа примерно такой же численности немцев. Набрав сумки, каждая группа, не приближаясь друг к другу, уходила в свою сторону, не осложняя ситуации. Обоюдное голодное состояние на какой-то период гасил взаимную враждебность. К концу марта немцы предприняли наступательные операции с тем, чтобы соединиться с окруженной 16 армией в районе Демянска. Обстановка для нас ухудшалась из-за того, что минометчики и артиллеристы не имели достаточного количества боеприпасов, по-прежнему подвоза не было и все еще снаряжали группы солдат, которые шли на юг в сторону города Холм и в подвесных сумках подносили с базы по 2-4 снаряда или мины на расстояние до 25-30 км. В начале апреля немецкая авиация подвергла ожесточенной бомбардировке наши позиции. Нашей авиации не было, зенитные установки уничтожены. В это время наши части понесли самые большие потери, в том числе и наш батальон. Немецкое командование для обеспечения всем необходимым 70 тысячную окруженную группировку создали воздушный мост и целыми днями волна за волной летели транспортные самолеты, перевозившие не только продовольствие и боеприпасы, но и лошадей. Участились атаки немецкой пехоты, и им удалось подойти в район поселка Рамушево. Вокруг поселка Рамушево мы организовали оборонительные зоны, сделав на отдельных участках стрелковые ячейки, углубленные в грунт. Но, в основном, из-за болотистой местности, приходилось делать настилы из прутьев и хвои, уложенных на болотные кочки. Это служило некоторым укрытием, но не гарантировало от поражения осколками, хотя разрывы мин в болоте представляют собой почти вертикальный столб. Наряду с выполнением основной задачи – обеспечение связью пехотных и артиллерийских подразделений, из связистов нашей роты были созданы группы минеров, а часть солдат заняли позиции вместе с пехотой. Здесь же был комиссар нашего батальона, который приказал мне, как заместителю командира взвода, организовать оборону участка восточнее Рамушево с группой солдат. К этому времени у нас на вооружении были десятизарядные винтовки СВТ-4О, автоматы ППШ с четырьмя резервными дисками, заполненных 76 патронами каждый, по две гранаты «лимонки», ножи, противогазы. После беглых минометных обстрелов наших позиций, появились раненые и убитые, а немцы, пользуясь огневым прикрытием, несколько раз предпринимали попытки мелкими перебежками по кустарнику продвинуться к нашим позициям. Но каждый раз ружейно-автоматным огнем вынуждали их возвращаться обратно, не давая возможности окопаться. Напряжение было очень высокое. Опасная ситуация сложилась на левом фланге, где оборону держало отделение сержанта Маркова. Пользуясь пересеченной местностью и кустарником, немцам удалось подползти к нашим бойцам на расстояние 80-90 метров. Это было видно с нашей зоны. Вместе с Чистовым, Непомнящим, Веселовым, Гавриловым пригибаясь, по кустарнику быстро переместились левее нашей зоны и залегли в проходящую здесь осушительную канаву. Открыли огонь длинными очередями. Бойцы отделения Маркова, услышав интенсивную стрельбу, дали автоматные очереди по кустарнику, где могли быть немецкие солдаты. Дело шло к вечеру и, пользуясь сумерками, немцы отступили, вынося ползком раненых и убитых, что можно было заметить при кратковременной вспышке немецких осветительных ракет. Напряженность была очень высокая. В течение трех суток сдерживали натиск немцев. Обстановка на нашем участке фронта ухудшалась с каждым днем. Ежедневные массированные бомбардировки, нарушение снабжения боеприпасами и продовольствием. Если против пехоты мы могли противостоять, то против авиации были бессильны.
После массированного артиллерийско-минометного обстрела и ударов пикирующих бомбардировщиков, ввода дополнительных войск, немцам удалось прорвать оборону нашей пехоты у береговой линии реки Ловать и продвинуться на 8 км в южном направлении, обойдя Рамушево. Чтобы избежать окружения, нам приказали отойти с занимаемых позиций на новый рубеж, что мы осуществили в ночное время. Образовался Рамушевский коридор, который позволил немцам соединиться с окруженной группировкой в районе Демянска. Мы заняли рубеж юго-западнее Залучья. Получили пополнение технической части, так как кабельные линии под Рамушево были настолько побиты взрывами, что их бросили. Проложили новые линии по болотам с вязкой коричневой жижей. Сначала шли в ботинках и обмотках и каждый раз, попав на сухое место-островок, разувались, выжимали портянки и обмотки, переобувались и продолжали работу. Впоследствии приспособились использовать противоипритные сапоги из прорезиненной ткани, длина которых доходила до пояса, и почувствовали комфорт – ноги сухие. В теплое время ко всему прочему досаждали комары. Несметные тучи комаров мгновенно могли облепить лицо и руки. Активизировалась деятельность немецких разведчиков, которые проникали малыми группами за линию фронта и были случаи – захватывали одиноко шедших солдат и особенно связистов, идущих на исправление поврежденных участков связи. Порой немецкие разведчики разрезали кабель и поджидали связиста, идущего на поиски повреждения и, внезапно напав из укрытия, уводили через фронт. Командование батальона издало приказ – на линию выходить по 2-3 человека и передвигаться с интервалом друг от друга. Моими напарниками были Филиппов и Старостин. Самым трагическим событием, приведшим к гибели связистов соседней роты, было нападение немецких разведчиков на контрольную станцию, находящуюся в блиндаже, в полутора километрах от передовой. Один из связистов, выходя из блиндажа, увидел перебегающих за кустами немецких солдат. Возвращаясь в блиндаж, сообщил нам по телефону на наблюдательный пункт о происходящем, и сразу же услышали из телефонной трубки стрельбу, а затем взрыв. Наши солдаты, вероятно, не успели выскочить из блиндажа и занять оборону. Сообщили командиру батальона пехоты, который выделил группу солдат, включив шесть связистов со мной. Всего около 30 человек. Бегом, пригибаясь, по кустарникам, направились к месту трагедии. Заходили правее блиндажа – предполагаемое место отхода немцев, так как с противоположной стороны было болото. Через несколько минут начали передвигаться медленнее, чтобы не издавать шума. Со стороны кустарника послышался треск сушняка и гортанные команды. Открыли шквальный огонь из автоматов в сторону услышанного шума. Раздались ответные выстрелы. Так мы вели перестрелку около 20 минут, потом все стихло. Осторожно стали продвигаться. Обнаружили 10 убитых немецких солдат. Части группы, вероятно, удалось уйти через болото. У нас были ранены два пехотинца и один связист. Дошли до блиндажа, который был разрушен, брошенными внутрь гранатами, когда связисты отказались сдаться. Погибли лейтенант, сержант и четыре солдата. Документы погибших передали в штаб корпуса, а тела вынесли для захоронения в районе маленькой деревушки. На фронте установилось относительное затишье и лишь изредка происходили минометные обстрелы и пулеметные перестрелки. Продовольственное снабжение оставалось еще большей проблемой, и теперь каждое подразделение решало поставку продуктов самостоятельно. Для обеспечения роты питанием в район города Холм на базу послали две подводы с ездовыми Невешкиным и Гавриловым. Обратный приезд их ожидали через четыре дня. Гаврилов приехал на пятый день, а Невешкина нет – они потеряли друг друга среди сотен обозов. Через два дня послали четырех солдат на розыски. Обнаружили повозку в четырех километрах с поломанным задним правым колесом.
Ехать на одной ступице с грузом невозможно, так как дорога по болотистой местности выстлана бревнами и жердями, уложенными поперек проезжей части. Солдаты подняли опустившуюся сторону повозки, закрепили бревно в виде рычага и на трех колесах и скользящим концом рычага прибыли на место. Все были бесконечно довольны – этих продуктов нам хватит на 15-20 дней. Сообщили командиру роте о приятной новости. По прибытии старшего лейтенанта – командира роты, услышали от него яростную ругань самодура в адрес Невешкина, обвиняя его в том, что оставил солдат на несколько дней без продуктов, хотя у нас были продукты от предыдущего привоза, и говорил, что надо было на себе перенести весь груз. Требует объяснения. Когда Невешкин пытался объяснить, что он просил несколько раз проходящих солдат сообщить о случившемся. Он же сам не мог отойти от повозки потому, что ее разграбят. А командир роты в ответ: «А сволочь, еще находишь оправдание», выхватил пистолет из кобуры и, грозя застрелить, плашмя рукоятки ударил солдата по лицу, рассек висок. Мне стало ясно – командир роты пьян. Этот поступок командира вызвал ярость у стоящих 20 солдат, которые готовы были учинить самосуд за рукоприкладство. Солдата Невешкина все уважали – это застенчивый, исполнительный и робкий перед начальством человек, крестьянского склада из Чувашской деревни. Ему было 40 лет и к таким мы относились с особым почтением как к «старикам», даже не брали на трудные и опасные задания. Происшедшее меня потрясло и в эмоциональном порыве, известным приемом, выхватил из руки командира роты пистолет и в какой-то агонии с силой бросил пистолет через сруб, - мы находились в бывшей бане, потолок, и крыша которой сгорели при обстреле. Солдатам Филиппову и Непомнящему приказал связать командира роты, что они немедленно выполнили, использовав телефонный кабель, а пистолет полетел в реку Ловать, на берегу которой стояла бывшая баня. Сообразив через некоторое время, что натворил, решил доложить по телефону прямо комиссару корпуса – подполковнику, представившись не как, старший сержант – по уставу я не имел права сразу обращаться на такой высокий уровень, а как коммунист Медведев, третьего взвода, третьей роты, 8-го батальона связи. Заявление о приеме в партию подал во время боёв в окруженном селе Рамушево. Комиссар батальона, после отражения нами очередной немецкой атаки пришел на передовую, благодарил за стойкость, умелые и мужественные действия нашей группы, а потом обратился ко мне со словами одобрения за руководство операцией и поддержание боевого духа бойцов личным примером. Говорил о роли коммунистов на всех фронтах в боях за Родину и рекомендовал мне написать заявление о приеме в партию. Учитывая авторитет комиссара батальона и его доверительную, душевную беседу, написал заявление. Какая разница – быть впереди и стойким в боевых условиях как заместителю командира взвода или как коммунисту. Верность отечеству – долг каждого. Меня приняли кандидатом, а через 6 месяцев после участия в операции по ликвидации группы немецких разведчиков, приняли в члены партии, не ожидая уставного срока – год, и вручили знак «Гвардия». Теперь к последующим печальным событиям. Быстро приехали из штаба корпуса оперуполномоченный и представители политотдела. А командир роты лежит на соломе, связанный телефонным кабелем. Все время ругался и высказывал угрозы по моему адресу. Да и действительно – это чрезвычайное происшествие и не известно чем может закончиться. Приказали развязать старшего лейтенанта, произвели короткий опрос солдат о происшедшем, и после дознания посадили меня и Невешкина в одну машину, а старшего лейтенанта в другую, и поехали в штаб корпуса, где командира роты посадили под арест, а меня – на допрос. До этого допросили Невешкина. Коротко рассказал о случившемся. Оперуполномоченный заявил тоном, не терпящим никаких возражений или оправданий, что мной совершено преступление – насильственное разоружение командира Советской Армии и дело будет рассматриваться в военном трибунале. Дознание и собеседование в виде очной ставки длилось около двух часов. Последний вопрос задал комиссар корпуса: «Что побудило меня к таким чрезвычайным действиям?» Ответил, что отстаивал справедливость в отношении солдат и пресек дальнейшее самоуправство, а действовал как коммунист. Мне разрешили идти в свое подразделение на передовую, но капитан из политотдела остановил меня и сказал, чтобы зашел в комнату комиссара корпуса. Через некоторое время зашел комиссар и начал спокойный разговор, вспомнил, что вручил мне партбилет и о том, что ему рассказывали о боях под Рамушево. Действия мои в данной обстановке признал правильными, только чрезмерными – выбросил пистолет. Сказал, чтобы не отчаивался и продолжал выполнять боевые задания. Пожал руку и я ушел к своему взводу. Командира роты исключили из партии, разжаловали в старшины и отправили в другую часть. Так закончилась эта довольно неприятная история. Шли обычные фронтовые дни – устраняли порывы кабельных линий после обстрелов, давали связь на новые передовые позиции. Реже стали подвергаться налетам авиации, но чаще стали проникать на нашу сторону мелкие группы немецких разведчиков, о чем нас постоянно информировали. Пройти линию фронта в такой лесной глухомани по болотам и камышам не представлялось сложным.
Мы все еще находились юго-западнее Залучья. Наблюдательный пункт был рядом с окопами пехоты на небольшом участке незаболоченной земли, а кабельная линия связи проложена по заболоченному лесу, через 2-3 километра контрольные станции на линии и так до самого штаба дивизии. Одну из таких станций мы расположили в полуразрушенном сарае-заимке, вероятно до войны здесь хранили сено. Вокруг росли вековые сосны, местность заболочена с зарослями камыша и только сравнительно большая поляна с растущей буйной травой без болотной воды. Этой стоянкой мы пользовались для отдыха после дежурства на передовой. Вокруг росли вековые сосны, местность заболочена с зарослями камыша и только сравнительно большая поляна с растущей буйной травой без болотной воды. Этой стоянкой мы пользовались для отдыха после дежурства на передовой. Здесь же готовили горячую пищу и даже устроили баню с котлом из металлической бочки. Пришло желанное тепло. Однажды, проверив устойчивость связи, легли спать на скошенную траву, оставив двух часовых для дежурства, помня о недавнем трагическом случае в этом же районе. Примерно в 2 часа ночи будит меня дежурный Воронов и говорит, что слышал треск веток и камыша, а также шум сдержанного разговора в лесу. Поднялись все, взяли автоматы и карабины, прислушались – действительно шум передвигающейся группы, и вдруг обрывки немецкой речи: «Schnell, Schnell!» Мы залегли у нашего сарая. Треск камыша и ветвей слышался слева, но не удалялся. Группа видно шла в обход. Не ожидая каких-либо осложнений, открыли огонь из пяти автоматов и 6 карабинов в сторону возможного нахождения группы. Через 40 минут все затихло. Оставшуюся часть ночи не спали. Утром осторожно пошли обследовать местность. Обнаружили немецкий автомат и противогаз в металлической коробке. Вероятно, был ранее или убит один из группы, которого унесли. Не исключено, что были раненные и еще, так как огонь с нашей стороны был очень плотным. В дальнейшем дни и ночи проходили сравнительно спокойно, только беспрестанно досаждали комары. Оборудовали углубленные стрелковые ячейки, посменно выходили дежурить на наблюдательный пункт, следя за поведением немцев и, обнаруживая пулеметные огневые точки. В один из таких ясных, солнечный дней, находясь на наблюдательном пункте, услышал разрыв бомб и дым в направлении нашей заимки-сарая, и над тем районом кружат три бомбардировщика. Связь с контрольной станцией нарушена. С солдатом Чистовым, взяв по одной катушки кабеля и телефонный аппарат, бегом отправились по линии связи. Дежурить остался Старостин. Дойдя до нашей станции, а это примерно в 2,5 км, увидели горящий наш сарай, а пятеро солдат пытаются потушить пожар. Самолеты к этому времени улетели. Сначала восстановили связь, проложив кабель обходным путем, а затем подключились к тушению пожара. Нам удалось спасти наше имущество – катушки с кабелем, телефонные аппараты. Пожар возник от разорвавшейся рядом с сараем бомбы. Солдаты, оставшиеся здесь, рассказали, что произошло. А именно: метрах в трехстах от нашего сарая был вырублен лес когда-то на участке диаметром около двухсот метров. Везде торчали пни высотой 50-70 см. Решили наши солдаты, так сказать «пошутить». Около пней наложили сушняк, еловые и сосновые ветки в виде шалашей, три рваные палатки закрепили на шесты, чтобы болтались на ветру, зажгли несколько костров, набросав еловых шишек для большего дымления. По трассе над этим районом почти ежедневно пролетали немецкие бомбардировщики на бомбежку каких-то наших объектов далеко в тылу. На этот раз три бомбардировщика, летевшие последними в эшелоне, отклонились от общего маршрута, вероятно приняв дымящиеся костры за стоянку воинской части, развернулись и высыпали бомбы на этой вырубке, а затем один из них сбросил две бомбы в районе нашего сарая. Для нас все обошлось сравнительно благополучно, но какая-то часть смертоносного груза высыпана по пням, а не по тыловым объектам. В дальнейшем дни шли в обычном режиме – периодические минометные обстрелы, налеты авиации, устранение разрушенных линий связи. Нашими частями в районе Залучья не удалось прорвать оборону немцев. В подразделениях после боев оставалось 50-60% личного состава из-за потерь на передовой – убитыми, ранеными и потери от болезней. В нашем взводе погибло три человека, ранено шестеро и по болезням выбыло четверо. Из 30 осталось 17 человек. В дождливые сентябрьские дни, по раскисшей дороге, покрытой лужами болотной грязи, а на отдельных участках выложенной поперек положенными бревнами, в промокших шинелях и наполненных болотной грязью ботинках, выходил с Северо-Западного фронта 1-й гвардейский стрелковый корпус для пополнения и отдыха. Колонны растянулись на многие километры. Скрипя и подпрыгивая на ухабах настила, тянулись повозки с имуществом, артиллерия на конной тяге, а провалившиеся в выбоины и ямы повозки и орудия, дружно поднимали на руках идущие рядом солдаты. По обочинам шли танки и тягачи с тяжелыми орудиями. Несколько раз наша колонна попадала под налет немецкой авиации. Беспрестанно шли проливные дожди, делали привалы на краткий ночной сон, устраивая подстилки из елового лапника, укрываясь плащ-палатками. Через несколько утомительных дней и ночей, пройдя 150 километров, прибыли на станцию Осташков. Наконец-то высушили одежду и обувь.
На Северо-Западном фронте ночи не были сухими ни одного дня, ни весной, ни осенью – ходили в основном, по болотам. Удивительно, что за время нахождения на фронте в самых невероятных погодных условиях – дожди, снег, мороз, метель и при этом зачастую в промокшей или промерзшей одежде и обуви, ни разу серьезно не болел, кроме кашля и насморка, а в детстве, как рассказывали родители, переболел всеми болезнями, какими болеют в том возрасте. Через некоторое время погрузились в эшелоны и повезли нас на восток, а затем на юго-восток, мимо Москвы, и оказались мы в районе города Тамбова. Здесь намечен отдых, пополнение дивизий, формирование новых частей. Закончилась наша фронтовая жизнь на Северо-Западном фронте, длившаяся с января по октябрь месяц 1942 года. В это время мне и многим моим фронтовым друзьям исполнилось по 20 лет – это молодость на Северо-Западном фронте. Нашим «старикам» в этот момент исполнилось по 40-42 года. |
